Время песка

К полуночи Николай Петрович совсем разболелся. Легкая простуда перешла в мутный, тяжелый жар. Вдобавок левая рука онемела, и кололо в висках. Хотелось встать и распахнуть окно, глотнуть свежего воздуха, а потом до утра беспокойно мерить шагами коридор.
Он сел на постели и спустил ноги в тапочки. Рядом сонно зашевелилась жена.
- Коль, ты куда?
Ее рыжие волосы чуткими змеиными головами тянулись к мужу, как будто собираясь укусить.
- Пойду, покурю.
- Какое покурю с температурой? - проворчала жена и повернулась на другой бок.
У нее в ногах проснулась кошка и, вылупив зеленые глаза, зашипела. Николай Петрович поморщился.
- Спи. Я быстро.
Он вышел на веранду и долго стоял — черно-белый в серебряном ночном свете, комкая в пальцах незажженную сигарету. Жар угас, растворившись в ночном холоде, остались только слабость и туман в голове. Непривычная тишина давила на плечи. Мир странно изменился — дрожал и тек размытой акварелью, из твердого став жидким. Белесым маревом клубились редкие огни поселка. Хрустально блестели крыши, смоченные лунной росой. Словно капли дождя по черному стеклу, катились по небосводу звезды, отчего казалось, что небо медленно вращается вокруг земли, а центр этого вращения — дачный коттедж на холме.
- Николай, - окликнул негромкий голос.
Оглянувшись, Николай Петрович увидел парня в светлой рубашке.
- Кто вы? Это частная территория.
- Да бросьте, - весело откликнулся тот, шагнув ему навстречу и осветившись изнутри, как елочный фонарик. Николай Петрович заметил, что лицо у незнакомца молодое, а глаза — древнего старца. - Я... ну, скажем, маг. Ваш земной путь, Николай, окончен. Пора подводить итоги.
Николай Петрович откашлялся. В груди его точно разверзлась рана, и туда, как в черную дыру, хлынула пустота. Не страх, не боль, не отчаяние, а какой-то вселенский холод.
- Что со мной случилось? - спросил он глухо.
- Инсульт.
Николай Петрович кивнул.
- И что теперь?
Приблизившись, маг пристально взглянул ему в глаза. Словно булавкой уколол. Пришпилил его, беднягу, как бабочку к небу. Николай Петрович попытался отвернуть голову или хотя бы зажмуриться, но — не смог.
Пустота в груди зашевелилась и сквозь нее проклюнулось раздражение, тотчас же сменившееся глубокой печалью. Но она быстро угасла, размытая холодной брезгливостью. А дальше эмоции замелькали, как импульсы в стробоскопе, выворачивая тело наизнанку.
- Вы душу мою сканируете? - встревожился Николай Петрович. - Ищите грехи?
Парень усмехнулся.
- Смотрю из чего Вы состоите.
- Из чего же?


Улыбка мага увяла, а взор подернулся топкой грустью.
- Почти на сто процентов из пустоты.
- Хм...а чего не хватает?
- Ваше новое тело я могу создать только из любви. Это универсальная материя. Вопрос, на что ее хватит. О человеческом облике, кстати, забудьте. Из микроба не сделать слона.
- Ну, хотя бы на букашку хватит? Вон светлячок полетел. Можно я стану светлячком?
В темноте между перилами веранды и черным кустарником парил, мигая на ветру, крохотный огонек. Пройдет совсем не много дней и он, как тысячи его собратьев, опустится на землю, станет оседлым. И ночной газон засверкает, будто звездное небо.
«Вот ведь, - с неожиданным умилением подумал Николай Петрович, - всего лишь червяк с крыльями. А сколько в нем красоты! И как я раньше не замечал?»
- Увы. Нельзя. Не любили вы никого. Ни себя, ни других. А теперь уже поздно — поезд ушел.
- Я, между прочим, деньги жертвовал на храм и детям каким-то на лечение...Трёх сыновей вырастил, - возразил Николай Петрович.
- Ну и что? Благотворительность с пустым сердем — это, Николай, лицемерие. Желание покрасоваться, а не помочь... А сыновья? Вы их замечали хотя бы? С высоты своего роста? Нет, а знаете почему? Без любви душа слепнет. Или вот жена? Вы хоть помните, какого цвета у нее волосы?
- Рыжие? - с надеждой спросил Николай Петрович, думая о Медузе Горгоне.
- Ладно, - вздохнул маг и на мгновение прикрыл глаза. - Ну ведь не может такого быть, чтобы совсем ничего. Поищите... давайте поищем вместе.
Николай Петрович облокотился на перила и подставил лицо прохладному ветру. Медленно кружились звезды. Летали светлячки. Цикады стрекотали в туманных кронах сада. Пахло детством, летом, давно забытой нежностью. Дом с открытой верандой неспешно дрейфовал сквозь ночь, как Ноев Ковчег, укрывший в своем чреве множество крошечных жизней. Где-то в глубине комнат спала жена, которую Николай никогда не любил. Сперва она была удобной, потом — привычной, как старое перелицованное пальто, а в последнее время — душной, постылой, надоевшей до спазмов в горле. Дети? Путались под ногами. Может быть, мать? Маленькая нервная женщина, отравившая ему все детство придирками и бестолковой суетой. Отец? Он ушел из семьи, когда Коленьке едва исполнился год. Друзья, коллеги? Завистливые идиоты. Кошка Маруська? Чтоб ей, кусачей тварине, четырежды сдохнуть. Николай листал события, имена, лица — и ничего не находил.
- Бинго! Вот оно! - воскликнул маг. - Помните зеленый кубик?
- Зеленый что?
- Когда вы с семьей отдыхали в пансионате «Кривые осинки», младший сын Сережа запульнул вам в лоб зеленым кубиком. Вы сперва хотели его отшлепать, но передумали и просто улыбнулись. Неправда ли, в этом было что-то от любви?
Он протянул руку, и счастливое мгновение сверкнуло на ладони крупинкой золота. Теперь и Николай Петрович вспомнил, и, как много лет назад, слабая улыбка тронула его губы.
- И правда, было.
- Ну, что ж, на песчинку наскребли. Не огорчайтесь, - успокоил маг. - Это не так уж и плохо. Вы просто начнете все сначала. Будете принимать и отдавать тепло — урок песчинки. Когда-нибудь опять дорастете до человека. И уж тогда не оплошайте.
- Ни в коем случае, - только и успел сказать Николай Петрович, как его закружило и понесло по ветру, повлекло прочь с веранды над прохладной влажностью травы, над темными джунглями пырея — на садовую дорожку.
Он съежился, как проколотый воздушный шарик, выпустив из себя пустоту. Легкой золотинкой блеснул в лунном свете и погас. И так застыл в ожидании рассвета.

Продолжение следует...