На Байкале Люди и медведи

Начало  ЗДЕСЬ

Люди и медведи.

Посещение Баргузинского заповедника входило в наши планы. И на какой-то день похода, вечером, пробежав от бухты Шегнанда, отнюдь не налегке, ровно 50 километров по плотным снежно-ледяным застругам, мы приперлись на Северный кордон заповедника. Нас встретил старый, уже тогда бывший на пенсии, егерь Лев Алексеевич Голубцов: «Ну, что, ребятки, я вас пока арестую». Привел нас в гостевую избу: «Устраивайтесь, топите печь, а я сейчас вам рыбки принесу». Не арест, а продолжение курорта. Поговорил по рации с Давшёй - центральной усадьбой заповедника. (Вообще-то поселок называется Давше – не склоняется, но в разговорной речи все говорят: «в Давшу, из Давши») Вот везение. Завтра по южному участку заповедника должен уходить человек на учет следов зверей. По технике безопасности по заповеднику ходят не менее, чем по двое, а с людьми именно сегодня напряженка. Нам предложили этого человека сопровождать, на общественных началах, конечно. О таком развитии событий мы и не мечтали – это судьба.

Назавтра нам представили крепкого, бородатого человека в старых роговых очках. Володя Алмаши. Венгерскую фамилию он объясняет тем, что он чистокровный коми, родом из Сыктывкара, а венгры – прямые потомки коми. Володя с большим сомнением смотрит на наши не подбитые камусом лыжи, он их называет – голицы. «Ох, и намучайтесь вы с ними, а я с вами». Сам он на широких камусных самоделках, в руках длинная крепкая палка, называется ангора. За плечами вещмешок с самой настоящей старинной понягой, сплетенной из ивовых прутьев. Колоритный мужичок.

Идем. Володя ангорой следы зачеркивает, в книжечку записи делает. Следов очень много. Зайцы, лисы, соболя, норки, рыси, маралы. Короче, полный комплект видового многообразия. Часто попадается помет соболя. Володя его подносит к очкам, рассматривает, разламывает, принюхивается, на зуб пробует. Такой у них в заповеднике естественнонаучный стиль. Встречаются надломленные молодые елки. Володя комментирует: «Это медведь в конце лета, когда в нем сила играет, елки на ходу перекусывает, территорию метит. А когда год голодный, в Давше бедствие, медведи лезут в поселок, и население держит оборону. Ходить днем по улицам без ружья опасно. Медведей в заповеднике и окрестностях очень много. Летом на километр берега Байкала приходится в среднем семь медведей».

 Володя вспоминает: «Однажды его сосед услышал, как в стайке истошно визжит поросенок. Залетает в стайку с винтовкой наизготовку. Поросенок забился в угол и визжит, а худющий медведь, не обращая ни на кого внимания, торопливо хлебает из свинячьей кадушки». 

Путь наш проходит по строго определенному маршруту от избы до избы. Для нас такой график движения – просто отдых. На крутых спусках Володя  первым скатывается, опираясь на свою ангору и хватается за старенькую «Смену», что бы запечатлеть наши падения. Но мы не падаем. Володя поражен. В гору он на камусе забегает бегом. А мы без камуса и не отстаем. Это переворачивает его таежно-транспортное мировоззрение.

 По вечерам в избе мы кушаем гуся и заедаем малосольным ленком. Слушаем рассказы о заповедной жизни. Кстати, во многих избах котелки и другая посуда подпорчены медвежьими зубами. Поэтому оставлять немытую посуду нельзя, мишка её обкусывает. И часто он гадит прямо на железные печки. Что-то же хочет он этим донести до человека. Может быть самоутверждается?

На учет следов всегда выходят две группы, с интервалом в сутки. И сейчас перед нами идет пара, лыжню нам топчет. Уже вторые сутки валит снег, а по технологии считать следы в снегопад нельзя. После снегопада нужно делать паузу в двое суток. Впереди идущая группа сидит лишние сутки в избе, и мы их догоняем. Старшой у них – главный лесничий заповедника - Саша Карпухин. Сопровождает его демобилизованный солдатик Колян. Первый их вопрос к нам был: «Сколько раз упали»? Суздальцев солидно отвечает: «Ни разу». Алмаши кивает головой, подтверждает. Вечером наслаждаемся роскошью общения с интересными и даже в чем-то экзотичными людьми. Слушаем и смотрим моноспектакль в исполнении Саши Карпухина:

«Год назад, в ноябре, вышел я с научными целями на обход этого же южного участка заповедника. Сопровождал меня водитель заповедника Леха. У Лехи был карабин, а у меня пистолет «ТТ». На подходе к этой самой избе, где мы сейчас находимся, увидели мы свежий медвежий след, а затем еще один, другого медведя. Я отметил про себя, что шатуны бродят, но не насторожился нисколько. Беспечно, не оглядываясь, мы дошли до избы, беспечно сходили без оружия за водой, дров накололи. 

Сидим на нарах у противоположных стенок, чай пьем. Карабин Лехин у стенки лежит, под рукой. Вижу вдруг сквозь полиэтиленовое оконце, что-то темное и большое стремительно приближается, света в окошке не стало. Кричу: «Медведь»!!! А медведь уже оконце пробил, и полтуши уже в избе на столике подоконном. Глаз желтый, клыки с мой кинжал, из пасти воняет. «Все»,- думаю спокойно, - «Вот она смерть наша». А Леха не сплоховал, раньше моего крика, молниеносно карабин схватил и выстрелил. Оказалось, попал точно в шейный позвонок. Ангел помог, не иначе – Леха стрелок неопытный. 

Медведь растянулся на столике, зад на улице. А я запоздало соображаю: «У меня же пистолет есть». Копаюсь, ищу его, а затем в истерике выпускаю в лежачего медведя всю обойму. Половина пуль в стенке бревенчатой оказалась. Пули эти, вот они, до сих пор в стене». Все события эти уместились в одно мгновение. 

Саша рассказывает очень эмоционально и артистично, прыгает по избе, жестикулирует, изображает все в лицах: себя, Леху, медведя, даже стену. Заново ситуацию переживает. Когда осознали, что могло быть, напади медведь раньше, возле избы - содрогнулись.

Как тушу разделывали, отдельная история. Вспомнили, что видели еще один след. И медведь этот, где-то рядом, может быть, наблюдает и готов напасть в любой момент. По очереди, один разделывал, а второй с карабином крутился, контролировал сектор в 360°. Медведь оказался без единой капли жира, потому и обезумел. Все это также было показано нам наглядно, сюрреалистично.

Володя Алмаши добавляет: «Недавно к Карпухину приезжали из  европейской России родственники. Они отсняли Сашин рассказ на видеокамеру. Получился шедевр. Саша сыграл лучше, нежели бы снимали натуральную сцену с медведем».

Назавтра Саша с Коляном  ушли, а мы сидим еще сутки. На южном кордоне нас ждала машина, которая доставила нас обратно в Давшу. Перезнакомились и подружились мы с полпоселком. Все шли посмотреть на людей, которые на голицах благополучно за камусом угнались. 

 После этого похода на Байкале зимой мы были еще дважды. (Уже четырежды)  Обошли и северный участок заповедника. Последний раз были в 2016 году. В поселке Давша больше никто постоянно не живет, всех жителей вывезли. Находятся там только инспектора да научные сотрудники, и работают они вахтовым методом. Для заповедника это, может быть и лучше, зоны хозяйственной деятельности человека не останется. Но. Но. В Лету канула целая популяция эндемичных высших приматов – славных коренных обитателей Давши.

Выход.

 После насыщенного событиями заповедной жизни отрезка путешествия, бредем к Чивыркуйскому заливу. Береговая линия здесь ровная, практически без бухт и мысов, поэтому дорога накатана вдоль берега. Хотя машины редки, запах бензина висит надо льдами, это сильно угнетает. К тому же у Евгения Валерьевича открылась застарелая проблема – мениск. А до Усть-Баргузина топать еще не один день.

Высшие силы все время курировали наши ходы. И сейчас мы под бдительным крылом ангелов-спасателей. Подходим к устью речки Малой Черемшаны. В бухточке стоят машины, автобус, люди толкутся. Оказывается, Ангарский нефтеперерабатывающий комбинат строит здесь свою базу отдыха. Мужики с полуслова понимают, что нам требуется. Нас отводят в отдельный коттеджик, приносят дрова. Живите, сколько хотите. А то смотрите, завтра в Ангарск автобус уходит, если желаете… 

Растопили печку, сидим, прикидываем, как бы пожрать приготовить. Вдруг аккуратный стук в дверь и вежливый голос: «Вас ждут к ужину в столовой». Собираемся, идем. За одним общим столом сидят человек двадцать. Повара носят первое, второе и третье. Есть никто не начинает, сервировка не окончена. Повара продолжают обход с ящиками водки. Каждому наливают полный граненый стакан. Вот это размах. Мы к таким дозам непривычны. Пробуем отнекиваться. Куда там? Народ на нас смотрит, как на инопланетян. Какой-то их старший командует начало процесса и произносит трогательный тост: «За чистоту Байкала, за чистоту души и за непьющих, удивительных гостей», то есть нас. Чтобы не обидеть таких гостеприимных хозяев приходится пить стаканами, а потом ещё, а потом ещё.

Утром уезжаем. Заезжаем на Святой Нос, в рыбацкий поселок Курбулик. Ангарцы затариваются рыбой, забивают мешками весь автобус до потолка. После обеда мы в Усть-Баргузине, после полуночи мы в Слюдянке. Выгружаемся у вокзала, прощаемся с мужиками. 

Поход окончен. Главный его итог: Байкал стал частью нашего внутреннего мира, и, чтобы внутренний мир был в балансе с внешним миром, приходится периодически возвращаться на Байкал и прокручивать внутри себя новые сюжеты Внешнего Мира.