Шанель номер 1

ссылка на видео-интервью с Коко Шанель (1969 г.) - под публикацией

(По материалам американской прессы)    

Сегодняшняя заметка посвящается женщине с куриным именем и почти солдатской фамилией – Коко Шанель. Это о ней поётся в русской песне, где припев состоит из её имени и фамилии. Это она изобрела духи с названием Шанель № 5. Почему духи имеют № 5 и куда девались номера от одного до четырёх – полная тайна. Впрочем, объяснение такому загадочному номеру есть, и я скажу об этом позже. А пока – поговорим о Шанели № 1 – легендарной Коко.

(Я придерживаюсь принятой в русском языке транскрипции фамилии Chanel. Правильнее было бы писать и произносить Шанэл).

Она доживала свой век в одиночестве, переживая неудачи и будучи совершенно безразличной к своим успехам, ненавидя заранее свою смерть и тот факт, что она будет похоронена в Париже. “Весь мир моды придёт, чтобы осмеять меня”, – говорила Коко. Хотя, в своё время, весь этот мир моды громко аплодировал её “революционным” образцам одежды, которые дали женщинам вновь обретённую свободу и позволили им быть более доступными для плотской любви. А в вопросах любви Коко Шанель была признанным экспертом – среди её любовников были самые знаменитые мужчины Европы. Но в старости ей оставалось только с горечью вспоминать о самом унизительном моменте в своей жизни, когда она после долгого отсутствия опять появилась в обществе, лишь для того, чтобы быть осмеянной и отвергнутой.

Говорили, что она уже слишком стара. В свои 70 лет она была уже вся в прошлом, она не могла уже знать, чувствовать или предвидеть то, что приверженные последним модам одежды женщины хотели носить. Весь мир моды знал это, кроме одного человека – самой Коко Шанель.

В течение многих лет, начиная с сентября 1939-го года, когда началась вторая мировая война, самая богатая и самая прославленная законодательница мод находилась на вынужденном отдыхе. Хотя к войне она относилась равнодушно и говорила, что женщины хотят хорошо одеваться независимо от того, кто выиграет войну, Коко закрыла свой Дом Шанели в Париже и жила в Швейцарии. Её друзья и враги, коллеги и соперники считали, что она никогда уже не вернётся в мир моды. Но Коко вовсе не хотелось почивать на лаврах, хотя она уже сделала многое – изобрела духи, представила костюм “маленькая Шанель”, придумала платья джерси, платья, расходящиеся колоколом книзу, дождевые плащи, и советовала женщинам “всегда носить чёрное”. Её жизненным девизом была фраза “Всегда говори жизни – да”. Поэтому в 1954-м году Шанель вернулась в Париж.

Она знала, что большинство сограждан её не любят: её обвиняли в том, что она лесбиянка, что она – снобистка, что её взгляды на послевоенную жизнь очень уж реакционны.

Хотя Коко Шанель не любила джаз, не выносила людей, напевающих про себя, и босоногих женщин (она сказала однажды, что Брижит Бордо – позор нации), она всё ещё знала, как создавать моду, которая вызывала бы восхищение женщин и одобрительный шёпот мужчин. “Я вступаю в атомный век одежды”, – заявила Шанель, и это заявление было подхвачено газетами Европы и Северной Америки.

“Несмотря на депрессию, которая охватила мир высокой моды, – писала нью-йоркская газета “Дейли Хералд”, – она (Коко Шанель) сможет занять своё прежнее место. По её мнению, есть ещё в мире 3 тысячи женщин, которые хотят, чтобы их одевала Шанель”. Такие газетные высказывания поощряли возвращение Шанели, и они были типичны для американской прессы. Шанель предпочитала Америку всем другим странам, за исключением Англии. “Янки и англосаксы любят меня, – говорила Шанель. – Французы и все остальные меня ненавидят”.

5-го февраля 1954-го года открылась её выставка моды, включившая 130 новых и не очень новых образцов одежды – так Шанель вновь выставила себя на суд. Она рассчитывала на ностальгию и симпатию людей, это было заметно, когда она волновалась, стоя за кулисами и ожидая оценки судей.

“Мы были очень растроганны, – писал журнал “Аврора”. – Мы были приглашены быть свидетелями возвращения прошлого, практически целой ушедшей эпохи, после 14-ти лет молчания. Чувствовалось, что мы входим во дворец Спящей Красавицы”.

Коко ожидала немного одобрения, немного резкой критики, даже некоторого сарказма. Ещё она, разумеется, рассчитывала получить и непредвзятое одобрение. Но эти ожидания не оправдались.

На следующий день периодические журналы мод обрушились на Шанель с обвинениями в том, что её выставка вернула их к давно прошедшим временам. Корреспондент того же журнала “Аврора” заявил, что стили одежды следовали один за другим и выражались в неприглядных чёрных костюмах из тусклой шерсти депрессивного цвета.

“У моделей были фигуры тридцатых годов – ни грудей, ни талии, ни бёдер. Платья, собранные в талии, с длинными рукавами и круглыми вырезами у шеи, не представляли ничего нового и напоминали времена, которые даже трудно указать – скорее всего, 1929-й и 30-й годы. Публика пришла на выставку ради того, чтобы вновь ощутить атмосферу старых шоу, которые приводили Париж в экстаз. Но ничего этого не случилось, были только модели, дефилирующие сквозь публику, которая никак не могла решиться на аплодисменты. Это была ретроспектива – грустная, как все ретроспективы”. Так писал журнал “Аврора”. Такое же мннение было и у других журналов. Журнал “Комбэт” описывал то, как его корреспонденты пришли с выставки в полном молчании, а покупатели вернулись в свои магазины с таким чувством, как будто они были на похоронах. “С самого первого образца было ясно, что стиль Шанель принадлежит прошедшему времени, – писал этот журнал. – За 15 лет мода ушла вперёд. Новые ткани и непредвиденные приёмы требуют визуальных изменений. Шанель же оставила себя в легенде, настолько идеализированной, что она сама забыла о том, что её стиль был отвергнут ещё в 1939-м году. Что ещё можно сказать об этих полосках кружев на полосках муслина? Что ещё можно сказать об этих лишённых воздуха платьях с покроем мужских рубах, которые никто не будет носить?”

Выставка была признана “провалом”. Коко заперлась в своём парижском доме, никого не принимала и, возможно – впервые в жизни, чувствовала, что неспособна уже возглавлять мир моды. “Вчера я была публично казнена, а сегодня я получила похоронный ритуал и быстрые похороны, – говорила Шанель. – Для мира моды я уже начинаю разлагаться. Не думаю даже, что меня надо вспоминать добрым словом”.

Это – горькая эпитафия карьере женщины, которая родилась в 1883-м году во Франции. Есть несколько версий её происхождения. Согласно одной из них, отец Коко продавал и покупал вино, что заставляло его разъезжать по всей стране. Это он называл свою дочь “маленькая Коко”, хотя настоящее имя её было Габриэль. Коко было 6 лет, когда от туберкулёза умерла её мать. Вскоре её покинул и отец. Коко говорила впоследствии, что её воспитали две богатые тётки, жившие в деревне. На самом же деле её поместили в католический приют, но строгие порядки приюта ей не понравились, и она сбежала оттуда, когда была ещё подростком. Что происходило в её жизни – неизвестно. Через какое-то время она появилась в качестве владелицы маленького шляпного магазина в городе Компьень, достопримечательностью которого был сахарный завод. Бытовали слухи, что Шанель добыла средства на покупку магазина, будучи куртизанкой высокого класса в Париже. Безусловно, она была достаточно красивой женщиной, хотя небольшой и хрупкой; её широкий рот выдавал в ней натуру страстную, но внешне Шанель выглядела холодной и неприступной.

У неё был поклонник – молодой офицер-кавалерист с набриолиненными усами и северо-африканским загаром по имени Этьен Бальсан. Он представил свою возлюбленную высшему парижскому обществу. Но первой и, возможно, единственной любовью Шанели стал англичанин Бой Кэйпел, которого она позже сравнивала с актёром Рудольфом Валентино. Во время первой мировой войны Кэйпел сколотил неплохое состояние, занимаясь поставками угля. Он буквально на руках унёс Шанель от Бальсана и был первым, кто понял , что Коко может всё отдать любимому мужчине, требуя совсем малого взамен. “Доверие и нежность – вот всё, что я прошу, – говорила Шанель. – Последнее, чего я ожидаю от мужчины – это брак. Бой Кэйпел был первым, кто сделал мне предложение, но я ему отказала. Не надо даже надеяться, что я стану чьей-то женой”.

Шанель и Кэйпел были счастливы вместе, но в конце концов он женился на другой женщине, которая родила ему сына. Шанель предпочла потерю любовника браку с ним и переживала только тогда, когда Кэйпел погиб в автомобильной катастрофе на юге Франции в 1919-м году.

Может быть, из-за того, что отец бросил её, когда она была ещё ребёнком, Шанель не доверяла мужчинам. Она говорила, что предпочитает лошадей и верховую езду и отвергает обязанности хозяйки дома. Физически, впрочем, она нуждалась в любовнике и, отвергнув около тридцати англичан, претендовавших на эту роль, остановилась на герцоге Вестминстерском, который принял, как говорится, постель Шанели от великого князя Дмитрия, внука русского царя Александра II.

Герцог Вестминстерский считался самым богатым человеком в Англии. Коко не обращала внимания на то, что герцог женат. Он был довольно красив, высок, хорошо сложён, и она без раздумий предпочла его князю Дмитрию, как, впрочем, и другим русским, о которых Шанель говорила, что внутри у них лишь две вещи – водка и пустота.

Испанский художник Пабло Пикассо сказал однажды Шанели, что есть женщины-матрасы и женщины-богини. Шанель всегда стремилась принадлежать ко второй категории. Она заявила герцогу, что выйдет за него замуж лишь тогда, когда он разведётся с женой, а она сама – забеременеет. Шансов на их брак практически не было, потому что Шанель, по слухам, была стерильна. Кроме того, она вообще отрицательно относилась к материнству и говорила, что роды – процесс безобразный, унижающий женщин. В двадцатых годах она заявила, что хочет освободить тело женщины и добьётся этого тем, что создаст такие модели одежды, которые будут удобны для плотской любви.

(Я понимаю, что последняя фраза звучит надуманно. Иосиф Бродский однажды справедливо заметил, что в русском языке отсутствует глагол, обозначающий процесс физической любви. По-английски то, что я написал, звучит намного лучше: “…clothes in which women could be free to be made love to”).

Шанель одобряла короткую стрижку, поскольку такая стрижка уравнивала женщин и мужчин, и считала, что женщины должны носить брюки – независимо от того, красивые у них ноги или нет. Она была очень экономной и радовалась тому, что её любовник Бонни (так называли герцога его друзья) носит свои туфли до тех пор, пока они не начинают разваливаться, и отказывается покупать каждый год новый Роллс-Ройс – он просто меняет мотор на старой машине.

С течением времени Шанель стала известной в двух сферах – как любовница, о которой шли слухи и разговоры, и как создательница простых, но эффектных фасонов одежды. В первой сфере она славилась как ненавистница кошек и болельщица регби. Она наслаждалась английской светской жизнью и была в хороших отношениях с другом своего любовника – Уинстоном Черчиллем. Она считала, что ревность. которую проявляла к ней жена герцога – вещь глупая, и жена может получить своего мужа обратно в любой момент. “Единственное препятствие к этому, – говорила Шанель, – это то, что герцогу жена не нужна”. В сфере же одежды она установила правила, которые женщины предпочитали не нарушать. Всё, что нужно девушке, заявляла Шанель, это два или три костюма с отличными аксессуарами. Шить она не умела, но зато объясняла, как конструировать модели, и считала, что единственная нитка жемчуга является лучшим приложением к одежде. Несмотря на то, что она была очень стеснительной и, находясь в толпе, часто падала в обморок, Шанель открывала мастерские и салоны и сама имела дело с клиентами и покупателями. Со временем, впрочем, она отошла в тень. В обществе ходили её афоризмы типа “Простота не есть признак бедности” или “Женщина, одетая сверх меры, сама мастерит себе пояс целомудрия”.

Ко времени создания в Париже Дома Шанели, сама Шанель стала известна во всём мире как создательница различных уникальных и тонких духов, в том числе – несравненных Шанели № 5. Она говорила, что эти духи состоят из натуральных эссенций, найденных на юге Франции, а № 5 им присвоен потому, что Шанель считала цифру 5 счастливой для себя.

Ларчик просто открывался.

В 20-е и 30-е годы прошлого века Шанель была в зените славы и богатства, среди её друзей были русский композитор Игорь Стравинский (позёр, но гений, как говорила Шанель) и французский писатель Жак Кокто (согласно Шанели – тоже позёр, но не гений). Она считала, что деньги приносят свободу, и говорила трём тысячам своих работниц, что они должны использовать зарплату как оружие против мелких диктаторов (чиновников, государственных служащих и др.). О Шанели много писали, и французский писатель Морис Сакс в своей книге “Декада иллюзий” писал: “Шанель создала такой женственный характер, какого Париж никогда не знал. Её влияние простиралось дальше её работ. Её имя запечатлено в умах людей точно так же, как запечатлены имена мужчин, прославившихся в политике и литературе. Несмотря на легендарную женскую слабость, она олицетворяла, в общем, новую сущность сильной женщины. Она не была красивой в обычном смысле, но была неотразимой. В её словах не было ничего магического, но её ум и сердце – незабываемы. И хотя её работы не относятся к тем работам, которые должны быть сохранены для будущих поколений, я хочу думать, что те, кто будут писать летопись первых десятилетий нашего века, упомянут и о деятельности Шанели”.

В конце 30-х годов Шанель порвала с герцогом Вестминстерским, который, кстати, получил развод от своей жены. Он пытался принудить Шанель выйти за него замуж, и однажды на одной из вечеринок в Испании между ними произошла по этому поводу шумная скандальная сцена. Присутствовавший на вечеринке Уинстон Черчилль ворвался к ним в спальню и во-время остановил герцога, который физически расправлялся с любовницей. “Помни, кто ты такой! – сказал Черчилль герцогу. – Если тебе так уж необходимо опять жениться, женись на женщине из королевской семьи”.

Во время второй мировой войны, как я уже упоминал, Шанель отошла от дел и, когда она в 1954-м году попыталась вернуться в мир моды, попытка эта окончилась провалом. “Я просто не думала о том, что стала старой, – говорила Шанель подруге. – Я не чувствую своего возраста. Я не выгляжу на свои годы и не буду, конечно, вести себя, как старуха”. Но всё же злобные высказывания о её выставке в парижской прессе расстроили Шанель. Она не могла поверить в то, что французы могут быть такими злыми, и обратила свой взор к Америке. Там она нашла поддержку и понимание. В течение шести месяцев имя Шанели не сходило со страниц таких журналов как Harper Bazaar и Vogue. Журнал “Лайф” посвятил ей четырёхстраничный разворот, отмечая: “Женщина, которая скрывается за самыми известными в мире духами – № 5 – скоропостижно вернулась и уже имеет влияние на всё. В 71 год она приносит больше чем стиль, она приносит революцию”. Даже лондонская “Таймс” присоединилась к восторженному хору, рапортуя, что “покупатели – покупают”.

Коко восприняла хвалу в своей элегантной манере: “Я во всём следую логике. Люди должны быть одеты. А им предлагают абсурдные, гротескные одежды, в которых нельзя ни ходить, ни бегать. Американская женщина отвергает такую моду ещё до того, как её отвергают француженки, потому что американки более практичны. Поэтому Америка признала меня сразу же. Жизнь в Америке не так уж легка, но она – практична. Американцы любят перемены. Они содержат себя в чистоте, вот почему Нью-Йорк, безобразно грязный город, выглядит процветающим. Истинная роскошь для меня – это возможность иметь хорошо сшитую одежду и носить своё платье пять лет потому, что оно выглядит прилично. Я обожаю старые платья. В Америке принято всё выбрасывать. Ничего постоянного нет. Ничего не стирают и не отдают в чистку. Такова Америка – она отрицает роскошь. Думаю, что это ужасно”.

Многие звёзды кино, такие как Ингрид Бергман, Жанна Моро, Роми Шнайдер, обращались к Шанели за советами в области моды. Особенно порадовала её Мерилин Монро, которую Шанель недолюбливала, равно как и Брижит Бордо, которых она называла “пародиями на женственность”. Когда журналисты однажды спросили Мерилин Монро, что она надевает на ночь, ложась в постель, актриса ответила игриво: “Шанель № 5”…

Шли уже шестидесятые годы, когда Шанель окончательно решила уйти на покой. Она поселилась в парижском отеле Ритц, в который вошла впервые 50 лет назад и где в первый раз поднималась лифтом. Она стала ещё более нетерпимой – к эстрадным артистам, к женщинам, которые были символами секса и глупости, к “синим чулкам”, даже свою жизнь она считала провалом и напрасной тратой времени. Шанель несколько подобрела, когда узнала, что на Бродвее поставлен мюзикл “Коко” о её легендарной жизни. Текст мюзикла написал Алан Джей Лернер, написавший также My Fair Lady, а музыку – Андре Превин. Шанель, впрочем, вскоре потеряла к мюзиклу всякий интерес: она узнала, что актриса Розалинд Рассел, которая должна была исполнять главную роль, младше своей героини на 20 с лишним лет. В конце концов, роль Коко досталась Катрин Хёпберн, но и она оказалась моложе Шанели на 30 лет. По этой причине Шанель отказалась быть на премьере мюзикла, а позже тайно радовалась его провалу. К тому времени она была уже больна и страдала от артрита, к тому же она упала в ванной и повредила ногу и нос. Она не изрекала уже афоризмов типа “Если женщина хочет, чтобы её целовали, она должна сперва надушиться” и проводила дни в одиночестве в одном из самых дорогих отелей мира.

Она боялась смерти, пугалась похорон и с ужасом думала о том, что умрёт и её похоронят в Париже. “Весь мир моды придёт, чтобы осмеять меня, – жаловалась Шанель. – Я хочу быть похоронена так, как и жила – в одиночестве”. Но добавляла при этом: “Одиночество губит женщину. Женщина нуждается в поцелуях – от волос до пяток, иначе она будет разочарована. Уже 10 лет прошло с тех пор, как меня целовали в губы. Я не смогу поцеловать человека, который мне не нравится, но если он будет мне нравиться – я от него убегу”.

Шанель, говоря метафорически, продолжала ещё убегать от людей, когда её поразил инсульт и она умерла. Это случилось 10-го января 1971-го года. Накануне вечером она ещё ужинала и беседовала со своей подругой и биографом Клод Байлен. Обе женщины попрощались у дверей отеля, Коко дрожала от холода в своём твидовом пальто десятилетней давности. Она сказала, что у неё зуб на зуб не попадает и что завтра она будет работать, как всегда. Это было одно из её немногих несбывшихся предсказаний. Согласно завещанию Коко, её похоронили не в Париже, а в Лозанне, в Швейцарии. На похоронах было всего несколько человек, как она и хотела.

“В конце концов, – говорила Шанель незадолго до смерти, – кто будет оплакивать женщину, которой почти 90? Или почти 80, как мне хотелось бы…”

ИНТЕРВЬЮ С КОКО ШАНЕЛЬ