Как я работал над стишком

ссылка на многострадальный стишок в авторском исполнении - под публикацией

Вчера вечером решил записать на видео последнюю нетленку – стиш про искусство, сидящее на заборе. Там разломанный размер, который я сам, без помощи стиховедов, пока не могу отнести ни к какой категории стиха. А может быть, это и в принципе невозможно. Перефразируя известный анекдот, двумя руками уже в верлибре, а двумя ногами ещё в силлаботонике. Поэтому захотелось творение вслух прочесть и записать, показав, что оно, несмотря ни на что, звучит.

А вчера у меня голова как раз побаливала (возможно, от текилы накануне) и под вечер плохо соображала. Все стихи на запись я читаю наизусть, и всегда они уже стройно сидят в голове, а тут выяснилось, что не могу текст запомнить. Гляжу на него, и он меня просто подавляет! Поскольку размер нечёткий, одно и то же можно сказать и так и этак, и как оно на самом деле, запомнить не представляется возможным. Чуть взгляд от экрана отрываю и произношу – всё не так! Ошибаюсь каждый раз.

В общем, страдал я, бился впустую, и решил подправлять написанное таким образом, как это у меня неправильно само собой выскакивает, когда пытаюсь наизусть прочесть. Стать, по Бродскому, орудием языка. Раз уж я сам не могу решить, как лучше, то пусть за меня язык решит, который у меня во рту болтается. И начал я текст переправлять, заменять хорошее на лучшее. Только где-то заменю, и в книге, и на Фейсбуке переправлю, как что-то ещё надо заменять. Одно тянет за собой другое, и нет этому конца.

Так почти всё и переписал. Если бы это была «настоящая поэзия», которую невозможно пересказать прозой, тогда получилось бы просто другое произведение. Но с меня что взять? До уровня «настоящей поэзии» дорасти не могу. У меня всегда есть ещё и смысл. По нему и угадывалось, что это, всё-таки, то же самое, хоть и в несколько ином обличье. Хорошо ещё, что ни к силлаботонике, ни к верлибру не свелось – это был бы уже полный конфуз. Как был размер разломанным, так и остался. За этим я проследил. Чтобы у стиховедов хлеб не отнимать.

После переписывания запоминаться стало несколько лучше. Если раньше не мог одну строчку по памяти прочесть, то теперь читал уже отдельные катрены, какие-то с большим, а какие-то с меньшим усилием. На всё стихо меня явно не хватало – всё время приходилось подглядывать в экран. Наконец, решил перестать убиваться и позаписывать. Во-первых, хотелось послушать, как творение звучит, если оно вообще как-то звучит. Во-вторых, на худой конец можно было записать несколько раз, пусть и с ошибками, а потом, вырезав ошибки и сопровождающий их мат, смонтировать правильный вариант из частей.

Выжатый усилиями, как лимон, я понуро вступил в кадр моего Айпэда и начал читать – голосом тише обычного. Экономил силы, потому что знал, что всё равно ничего не получится. Читаю, а что впереди – как в тумане. Вижу только тот катрен, который читаю. А полагается двойным зрением видеть и следующий. Но, каким-то неведомым образом, следующий катрен всплывал из тумана как раз в тот момент, когда кончался текущий. И так да самого конца. Я не верил своим глазам или, может быть, слуху. Это была мистика. Во всём тексте сделал лишь одну ошибку: вместо «средь» сказал «среди». Если бы это была силлаботоника, то надо было бы переписывать. А тут, при раздолбанном размере, как бы и ничего! И то и другое подходит. Поэтому запись, сделанную с первого раза, так и оставляю. Потому что в следующий раз без ошибок не получится.

Следующие стихи буду писать силлаботоникой – она запоминается наизусть без проблем, можно смело делать видео. Верлибры же записывать не буду – запомнить их наизусть нет ни малейшего шанса.