Слон и Моська

„По улицам слона водили, как видно, напоказ..."

Так начинается басня про слона и собачку Моську. Моська лает на слона, слон не замечает ни её лая, ни её самой, и идёт себе дальше. Заканчивается история моралью не в пользу Моськи. И всё.

Что ж, басня на то и басня, чтобы быть краткой. Жизнь для неё – обрамление её сюжета. Но начинаешь в этом обрамлении копаться – и выплывают вещи совсем с басней несходные. Мало-помалу исчезает и ясность, да и сам анекдот растворяется в воздухе. Так и с историей про слона и Моську...

И вот мы, зная об этой истории больше, чем повествует басня, решились поведать о ней читателю. А что героем будет простая, маленькая, ничем не выдающаяся собачонка – так что же? Разве жизнь, пусть даже и самого маленького существа – не жизнь вовсе?

I

Моська была небольшого роста собачка неопределённой породы, со светлосерой шерстью, средней длины ногами и удивительно милой мордочкой, на которой всё время играло выражение постоянной готовности к общению и беспричинного веселья.

В пору, о которой повествует басня, было ей лет что-то около полутора – самый расцвет молодости. Всё вокруг – люди, чинно идущие по улице или суетливо снующие по каким-то своим, непонятным Моське, делам, время от времени проезжающие по улицам пролётки, обдававшие её крепким запахом лошадиного пота, навоза и колёсной мази – всё это возбуждало её радостное любопытство, казалась ей составной частью мира, созданного для её, Моськиного, удовольствия.

По своему душевному складу была Моська бродяжкой, хотя время от времени разные люди, видевшие её на улице, преисполнялись к ней симпатии и брали её к себе домой, так что она какое-то время жила ухоженной, размеренной и полной для неё своими радостями жизни. Её милая улыбчивая мордочка, её доверчивый взгляд, её  природная  доброжелательность,  способность мгновенно входить в контакт, отзываться на ласку, вся её весёлая натура располагали к ней сразу.

Дети в тех семьях, куда она попадала, любили её необыкновенно, и она отвечала им взаимностью. Она с радостью, самозабвенно отдавалась их шалостям, неистово и весело визжа носилась с ними по двору, не обижалась, когда они, играя, таскали её за хвост или брали её за задние лапы и заставляли ходить на одних передних – да мало ли чего ещё придумывали маленькие озорники, впрочем никогда не доставляя ей боли. Но и со взрослыми у неё обычно складывались хорошие отношения – она быстро вписывалась в уже устоявшиеся правила в тех семьях, где она жила.

И всё же через какое-то время мирной, упорядоченной жизни, при всех тех удобствах, которые ей эта жизнь давала, Моську постепенно охватывала скука. Даже и игры с детьми – игры, которым она так недавно самозабвенно отдавалась всем своим существом – потихоньку прискучивали ей.

Она вспоминала собачьи сходки на городском пустыре неподалёку от мусорной свалки, где особенно в тёплое время года можно было почти всегда найти что-нибудь съестное – сходки, куда сбегались городские бродячие собаки, чтобы обменяться впечатлениями, а бывало, и подраться друг с другом. И хотя на таких сходках маленькая Моська никогда не была ни на первых, ни на вторых, ни даже и на третьих ролях, хотя несколько раз ей приходилось стремглав убегать с таких сходок, спасая свою жизнь – когда вдруг злое возбуждение охватывало всех, каждый задирал каждого и кончалось это жестокой кровавой дракой – всё равно ей нравился этот разноголосый гам, нравилось быть с другими собаками, такими же, как и она, бродяжками.

Правила жизни в семье вдруг начинали стеснять её, их было слишком много, следовать им было утомительно. Законы же улицы были пусть и жестоки, но просты, и на улице было интересней. И когда на Моську находило это настроение, она сбегала из приютившей её семьи – сбегала, чтобы никогда больше не вернуться. Потом её привечали другие – и всё повторялось снова.

Но все эти события не изменили ни её природного лёгкого, весёлого характера, ни её благодарности к тем, кто её когда-то приютил...

II

День, когда Моська увидела слона, врезался ей в память навсегда.

Стоял конец мая. Жестокие грозы с молниями и внезапными ударами грома, всякий раз пугавшими её до смерти, так что она готова была забиться в любую щель, втереться в землю, только бы их не слышать – грозы эти отошли, уступив место ровной тёплой погоде.

Моська, прожившая зиму и весну у приютившей её пожилой пары, выпускаемая из дома разве что в крохотный садик, и за все месяцы лишь два-три раза выведенная на улицу, тосковала по свободе необыкновенно. Под конец, не выдержав, она сбежала из дома, и теперь с раннего утра до познего вечера носилась по городу как заведённая, с радостью узнавая знакомые ей запахи, отмечая незнакомые, встречаясь по ходу с другими собаками, одних обходя стороной, с другими вступая в мимолётный контакт, с любопытством приглядываясь к людям, ко всему, что вокруг неё происходило.

От неё не укрылась какая-то совершенно для неё новая атмосфера всеобщего возбуждения и ожидания, царившая в городе. То и дело натыкалась она на группы людей, что-то горячо и с видимым удовольствием обсуждавших. Охваченная любопыт­ством, желанием как-то узнать тайну, она перебегала от одной группы людей к другой, пыталась выведать что-то от других бродячих собак, но те и сами ничего не знали.

Наконец загадка разрешилась. 

Проснувшись как-то ранним утром, Моська почуяла какой-то новый, ещё вчера не присутствовавший в воздухе запах. И вдруг она вспомнила! Так пахло в цирке, куда её как-то раз взяли, когда она жила в семье с тремя милыми, очень к ней привязавшимися детьми, не желавшими куда-то без неё ходить.

И она не ошиблась – это был в самом деле цирк. Но на этот раз это был не просто цирк, а цирк с индийским слоном. 

Слон – это было событие! Слон, которого, ещё никто в городе живьём не видел, только на картинках! Но это было ещё не всё. Хозяева цирка обещали – и об этом было сказано в газетах – что в день представления, если не будет дождя, слона проведут по главной улице города, тянущейся чуть ли не на целый километр, и все желающие смогут на него полюбоваться.