Мран. Дора окончание

3. Эликсир

Утро проливает на глянцево-белый мраморный пол серо-синий отсвет, замысловатые тонкие оконные виражи отбрасывают на холодные светло-серые стены нежные пастельные блики. Телохранитель ставит серебряный поднос с наброшенной ажурной салфеткой на изящный столик с блестящими колёсиками, подкатывает его к самой кровати.

- Когда? – бледное лицо Ями сливается с белизной атласной подушки, она старается не смотреть в мёртвые глаза получеловека.
- Аннигиляция состоится в полночь, - отчеканивает телохранитель. Его голос бесцветен, движения точны.

К горлу девушки подкатывает тошнота. Она так и не смогла привыкнуть к служебным людям. От присутствия нежити у неё всегда холодело в животе. Эта тёмная пустота за безупречной оболочкой, эта мерцающая в глазах служебных людей полужизнь, кажется, пожирает энергию, пугает и обессиливает.
Телохранитель терпеливо стоит рядом. Ждёт, пока избранная приступит к завтраку. Не торопит. Перед аннигиляцией каждый житель Мрана может распоряжаться оставшимся временем по своему усмотрению.
- Я не хочу есть... - она отворачивается от столика.
- Вам нужно выпить эликсир. Вы не должны бояться аннигиляции. Вы станете истинной богиней, Ями...

Она не Ями. Она — Дора. Пчёлка. Так её называли домашние. От этой мысли на её душе становится спокойно.
- Бессмертие – благо, подарок! - продолжает телохранитель. В его словах сквозит заученное восхищение, благоговейность. Жители Мрана считаются полубогами. И всё же, аннигиляция — большая честь для любого из них.

Служебный человек не может знать о том, что существует тайная аннигиляция, без почестей и шумихи. Никто из жителей Мрана не может считаться злодеем даже теоретически. Разумеется, в том смысле, который Мран вкладывает в понятие «злодейство».

Насилие, убийство, воровство — среди жителей Мрана не часты, наказание за проступки такого рода условное и, как правило, мягкое. Законы поощряют то, что в старые времена считалось человеческими пороками. Истинным же злом здесь является всё, что могло бы даже теоретически поставить под сомнение ценности Священного Города.
Но такие случаи давно уже - редкость. Они связаны с необъяснимыми сбоями в работе психики той или иной трансформированной особи. Умный Город не может позволить существовать тому, что неподконтрольно. Таких всегда немедленно изолировали от и отключали от Высшего Разума, а затем аннигилировали, по возможности сопровождая процедуру умерщвления плоти пышным ритуалом.

Система аннигиляции давно стала надёжным регулятором социума. Мрачные торжества в честь ухода некоторых жителей Великого Города из мира смертных – со времён воцарения Мрана создавали незабываемую атмосферу, играли важную социальную роль, воспитывая в населении Города синхронное поведение и духовное единство.

В результате аннигиляции плоть превращается в драгоценные кристаллы. Это выглядит красиво и символично: на таких символах общество учится уважать и любить смерть, как неотъемлемую часть существования Умного Города, элементом которого является каждый. Любуясь драгоценными камнями, жители поколениями бессознательно усваивают: смерть – одна из форм непреходящей красоты, и ни одна жизнь не исчезает из земного мира бесследно.

В сознании обитателей Мрана всеми способами издавна утверждалось: аннигиляция – переход на следующий, высший уровень воплощения, где особь превращается в бессмертную сущность. Ради этого перед глазами жителей разыгрываются незабываемые массовые зрелища, эта мысль растворена в сакральных текстах Великой Книги, созданной Высшим Разумом, и слова этих текстов вплетаются в священные гимны, которые здесь все знают наизусть и поют на празднествах.

И всё же переход из полубогов в боги по-прежнему вызывает в людях трепет и страх. Бессознательный ужас перед окончанием существования Мрану так и не удалось искоренить даже с помощью трансформации. Высший Разум ничего с этим не смог поделать. Пожалуй, только этот древний инстинкт связывает новый вид разумных существ, обитателей Мрана – с человечеством прежних традиций.

Для подавления страха во Мране издавна использовались одурманивающие снадобья, но их воздействие было кратковременным, а привыкание происходило мгновенно. Несчастное существо теряло способность адекватно воспринимать окружающий мир, становилось неуправляемым и опасным. Поэтому теперь принято использовать снадобья только в тех случаях, когда Высший Разум принимает решение кого-то аннигилировать.

- Выпейте... - нелюдь подносит чашу к самому лицу Доры. Глядя в глубину хрустальной полусферы, где покачивается прозрачная голубая жидкость, девушка думает о святом Парамоне. В словах старика, пробивавшихся нынешней ночью в её сознание, как сквозь радиопомехи, содержалась несокрушимая истина: с ней ничего плохого не случится.

Она принимает чашу из рук телохранителя. На дне вспухает и растекается прожилками, как цветок, маленькое пурпурное облако. Напиток окрашивается в тёмно-рубиновый цвет. Дора ощущает прилив благодарности Тому, Кто дал ещё раз вспыхнуть её угасающему дару. Просит прощения за то, что не сберегла тайное, освящённое Его волей, имя, и не сохранила своё естество, и ещё - за то, что бесценный дар Его растрачен впустую.

Напиток терпкий и сладкий, как праздничное церковное вино из подвала отца Никодима. В глубине сознания всплывает шелест кладбищенской травы и призрачный голос старика: «Руфина… Не бойся ничего…» Теперь она знает точно: ей ничего не сможет повредить.



4. Проклятая кровь

Полуночное небо расцветает нежными бутонами салютов. По всему Городу вспыхивают экраны. Звёздная волшебница из Дворца Грёз, лицо которой было знакомо всему Мрану, входит в стеклянный цилиндр, и прозрачные створки капсулы смыкаются у огромных фиолетовых глаз, которые Мран показывает со всех экранов крупным планом.

Волгл удовлетворённо разглядывает звезду через стекло, отделяющей помещение с капсулой для аннигиляции от укромного партера. Слева - огромный экран, где можно рассмотреть всё до мельчайших деталей. Ями чудо как хороша... Над ней славно потрудились лучшие стилисты. Она воистину совершенна. Те, кто смотрит сейчас на экраны, должны запомнить её облик навсегда, как олицетворение красоты и смерти.

Вокруг хрупкой фигурки возникает голубой вихрь, трепещут всполохи ледяного света. Камера плавно приближает её лицо, и можно рассмотреть, как в расширенных зрачках дрожат крохотные молнии. Город изнывает от возбуждения, стонет в преддверии развязки, вскрикивает от сладкого ужаса, когда изображение на экране медленно рассыпается сверкающим песком.

Волгл смотрит на исчезающую девушку сквозь стекло, улыбаясь, как зачарованный. Она, конечно, отработанный материал, но какой яркий след оставила она в памяти Мрана! Однако его улыбка медленно гаснет. На одном из перстней мигает лёгкий голубоватый огонь, и на лице Властелина отражается смесь недоумения и разочарования. Он поворачивается к Арху, стоящему за его плечом.
- Система говорит, что не получила ни единой частицы её энергии!

Арх пожимает плечами:
- Всему виной её невинность…
- Но как мы могли это допустить? – лицо Волгла искажается от возмущения.
- Растление лишило бы смысла всю затею. Она бы просто потеряла дар.

- Арх! Почему с ними всегда проблемы?! Почему с этими выродками ничего не срабатывает? - едва ли не с отчаяньем восклицает Волгл.
Глаза на холёном лице сужаются, веки тяжело нависают над глазными яблоками, отчего он становится похож на варана.
Упрямо глядя сквозь стекло на прозрачный цилиндр опустевшей капсулы, он цедит:
- Как же я ненавижу чудотворцев... Они ничем не дорожат. У них ничего святого.

Арх указывает ладонью на экран, где мерцает изображение крупных светящихся кристаллов - всё, что осталось от Доры.
- Это тоже достойный вклад. Я таких никогда не видел. Они прекрасны, эти камни. Они - единственное, что с можно взять с чудотворцев. Им просто ничего не нужно от нас. От Мрана. От мира...

Волгл отмахивается:
- Камешки – пыль! Нам нужно было не это.
Арх несколько секунд смотрит в глаза Волглу, будто взвешивая слова, которые скажет сейчас.
- Не это… «Не это», друг мой – слишком тонкая материя. Слишком чистая энергия, не подвластная нам.

Волгл с досадой разглядывает перемигивающиеся огоньки на перстнях, на губах играет почти сладострастная, мстительно-жестокая улыбка.
- Лучше было бы отправить ведьму на костёр.

- Но разве она нарушила Закон? – в голосе Арха удивление и увещевание – особый сплав эмоций, не раз помогавших ему успокаивать повелителя Мрана, когда тот переставал контролировать собственный гнев и срывался на истерику. Но, похоже, испытанный рецепт сегодня не поможет.

Волгл смотрит сквозь стекло в сторону пустой капсулы с яростью и ненавистью:
- Нечисть! Она сама по себе нарушение закона! Они все – нарушение Закона. Просто потому, что пока ещё живут с нами на одной земле. Проклятая кровь!