Один в поле

Дона знобило. Побаливала грудь, распухли и ныли фаланги пальцев. Боль, неявная, шла фоном, отравляла и обволакивала усталостью, серым тошнотворным маревом. Ломило спину, и от постоянного напряжения слезились глаза, так, что хотелось уменьшить яркость травы и неба. Да еще этот старик! Дон посмотрел и скривился. Опять он здесь, маячит посреди поля. Высокий, худой, немного карикатурный, с тугой котомкой за плечами. Длинная, в пояс, борода. Глаза, как у персонажа японской манги, огромные, с морщинками томной грусти — смешная ассоциация. Одет в цветастое рубище, подпоясанное синей тряпкой. Босые ступни не сминают травинки, поэтому кажется, что долговязая фигура не стоит на земле, а парит сантиметрах в двадцати над ее поверхностью.
Дон инстинктивно втянул голову в плечи, но старик уже заметил его, сверкнул вороньим зрачком.
- Ты ослаб? Докучает депрессия? Надоели тупые чаты, где из года в год обсасываются одни и те же темы? Тошнит от скуки? От дней похожих друг на друга, как искусственные снежинки? От анимешных типов и рекламных слоганов?
- Убейся шваброй, - буркнул Дон. - Кто бы говорил.
Старик и бровью не повел.
- Эй, лузер, а спорим, что это поле — еще не весь мир? - пропел он вкрадчиво. Грубо намалеванный доморощенный пророк, что б его. У Дона от раздражения зачесалась левая пятка. - Выгляни в окно, и ты увидишь другой, необъятный, трехмерный...
- 3D, что ли?
- Нет, человек, тебе откроется реальность. Посмотри на траву. Она зеленая. Просто зеленая, бледнее или ярче, но зеленая, без переливов и оттенков. Настоящая трава — это радуга, это фонтан красок, сосуд живого света. Это гамма — от беззащитно-лазоревого до густо-янтарного, на стыке которых получается прозрачный, как слеза, изумруд. В каждом стебельке отражается солнце, по капиллярам льется небо...
Дон зевнул.
- … и текут облака. Поэтому, срывая обыкновенную травинку, ты заключаешь в ладонь Вселенную. Встань, человече! Отлепи задницу от стула и раскрой окно!
Дон тоскливо огляделся. Поле расстилалось вокруг — именно такое, как сказало анимешное чучело — монотонное, тоскливо-зеленое, поросшее гладкой, повсюду одинаковой травой. Он не заметил поблизости ни одного зигга. Их и не могло быть. Новый злокачественный вирус «Проповедник» блокировал игру.  Дон понятия не имел, кто и когда запустил в систему вредоносную программу, но лучшие антивирусники не могли с ней совладать. Максимум, что им удавалось, это временно обездвижить Проповедника, но и в этом случае действие шло вяло. Персонажи двигались кособоко, точно со смещенным центром тяжести, и по чудным траекториям — как будто боялись ненароком коснуться старика, запачкаться о его пестрые одежды, а недоразумение в ярких тряпках отвлекало внимание и заслоняло часть экрана, сужая игровое пространство.
Вызвав специальную форму, Дон отстучал письмо в службу техподдержки. Пока они отреагируют, пройдет, как минимум, часа три. Значит, поиграть в «зиггис-филд» в ближайшее время не получится. Дон испытывал все большую досаду. Эта дрянь заразила его любимую стрелялку! Вдобавок, ему неприятно было слышать излияния Проповедника, и не только из-за пафосного текста. Они будили что-то смутное, давно и решительно отвергаемое, намекали на какой-то постыдный секрет, о котором Дон ничего не знал и не хотел знать.
Разумеется, в его комнатушке имелось окно. Застекленный прямоугольник в стене,  а за ним — пыльное небо цвета спитого чая, в котором, похожие на дольки лимона, болтались тонкие ломтики облаков. У Дона иногда возникало глупое желание обсосать их и выбросить. Особенно, когда мучала жажда. Они, наверное, как лимон, кислые на вкус, и тают во рту, оставляя на языке легкое, прохладное покалывание. Потом заботливая рука ставила на столик чашку кофе или стакан апельсинового сока, и про кислые ломтики больше не хотелось думать.
Иногда пространство — от двери до угла — пересекала тень. Бесшумно ступая, меняла белье на койке, протирала стол или вытряхивала в большой черный мешок содержимое корзины для бумаг. Краем глаза Дон замечал, как вздымаются ее руки в белых рукавах — и на ум почему-то приходило глуповато-сентиментальное, архаичное слово: «бабушка». Но тень не была бабушкой. Три раза в день она приносила еду, а через полчаса убирала поднос. Не завтрак, обед и ужин, а именно еду — нечто бесцветное и мелко нарезанное, легко подцепляемое вилкой. А еще в комнате жили голоса. Они звучали как будто сами по себе — отдельно от людей, может быть, по радио или доносились из-за стены — равнодушные и бесплотные, как облака за окном.
- … отбирает много сил, а взамен дает зыбкую иллюзию собственной значимости, - тепло вибрировал на низких частотах мягкий, печальный баритон.
- Сетевая действительность, - визгливо подхватывал второй голос,  — или так называемый виртуал первого уровня — это социум, хоть и ущербный.


- Именно так! - соглашался первый. - Но, как говорит наша уважаемая Гри-Гри, давайте рассмотрим кофточку с изнанки. С точки зрения канализации эмоций...
Дон не понимал, о чем речь, но от присутствия голосов ему делалось неуютно. Они как будто нарушали целостность его маленькой вселенной. Вносили в гармоничную, хорошо продуманную систему элемент хаоса. Они были еще хуже, чем компьютерные вирусы — от тех он по крайней мере знал, чего ожидать. Иногда Дону казалось, что голоса обитают у него в голове.
Он вздохнул и закрыл окошко «зиггис-филда». Появилась трехцветная заставка социальной сети «вавилон-толк». Сверху вниз побежали, вытесняя друг друга, длинные строчки чата. Одни пользователи писали на каком-нибудь из европейских языков — слева направо, другие справа налево — на арабском или иврите, третьи вообще не понятно как, заполняя пустые места экрана. Получалась веселая разноголосая мешанина. Дон отыскал русскоязычный сегмент чата и попытался вникнуть в суть беседы. Речь шла о зомби-апокалипсисе. Некий прыщавый подросток — а любой разумный человек знает, что подобную ерунду обсуждают исключительно прыщавые подростки — поливая слюной экран, доказывал, что лучшее оружие против зомби — это копье с титановым наконечником. Ему наперебой возражали, предлагая —  кто лук со стрелами, кто автомат, кто топор, кто ракету с ядерной боеголовкой. Тут же некая домохозяйка истерично сетовала на всеобщую безнравственность, и пара кусачих пенсионерок ей поддакивала.
Дону не нравился «вавилон». Злила многоголосица, выводила из себя пестрота аватарок. Драконы, оборотни, вервольфы, от киношной приторности которых сводило скулы.
В общем, это был далеко не лучший чат, но на двух других, где обсуждались более или менее нормальные темы и где не путались под ногами иностранцы, Дона забанили еще на прошлой неделе. Не то чтобы он так уж любил поскандалить, но...
«Последнее время меня стали невероятно раздражать люди! ОСОБЕННО ТАКИЕ ИДИОТЫ, КАК ВЫ!» -  набрал он капслоком.
Реакция не заставила себя ждать. Посыпались возмущенные реплики, жалкое бормотание старых грымз и невразумительный, пересыпанный сетевым сленгом лепет подростков. Школяры, как всегда, не могли связать пару слов в мало-мальски грамотную фразу. Дон обозвал пацанов имбицилами и недоносками, а домохозяйку — климактерической дурой. Стало полегче, но только чуть-чуть. Голова кружилась от слабости, в груди клокотала — не то злоба на всех и вся, не то густая, как неотхарканная мокрота, застарелая печаль. Хотелось глотнуть воды. Дон поискал рядом с собой — пусто. Пустой стол, пустые речи, и такая же пустая душа... А «вавилон» уже гудел от возмущения. Дон усмехнулся. Словно круги на воде от брошенного в пруд камня, от его оскорбительных слов разбегались вдаль и вширь недоуменные, обиженные комменты. Домохозяйка взвилась до потолка, призывая модераторов. Улюлюкали мальчишки. Старушенции подозрительно молчали, должно быть, строчили кляузу.
«Эх, влепят сейчас», - обреченно подумал Дон.
- Он становится агрессивным.
- И тем не менее это лучше, чем апатия. Где агрессия — там желание и готовность меняться. Хотя бы подсознательные.
- Отключение попробовать, Иван Вениаминович?
- Да, это кризис — а значит, шанс преодолеть, но совсем небольшой, малюсенький такой шансик.
- Я думаю, три дня, не больше, - вступил в разговор новый голос, молодой и напористый. - А то не выдержит ломки...
Админ писал ярко-алыми буквами, размашисто и крупно, так что китайцы в другом углу экрана прервали свою иероглифическую болтовню и почтительно следили за ходом разборки.
«За неоднократное оскорбление пользователей, флейм и флуд... - Дон зевнул. Это не просто скучно, это... - пользователь Дон Кихот лишается доступа в сеть сроком на семьдесят два часа».
«Ну вот, доигрался, - мелькнуло у Дона в голове. - На трое суток, значит... То есть... как? Как это — доступа в сеть?»
Написал бы: «лишается воды и воздуха, солнечного света и неба над головой, сроком на трое суток» — Дон бы так не изумился. Он и вздохнуть не успел, как экран мигнул и начал гаснуть, высветив напоследок курьезную заставку: каменный кукиш на фоне травы. Прощальный мелодичный звон в колонках — и все пропало. Дон оторопело уставился на стеклянный прямоугольник — серый и мертвый — неожиданно гротескно отразивший его вытянутое лицо.
Клетушка с низким потолком. Дон маялся в ней, не зная, куда себя девать. Он словно впервые осознал, до чего тесное и душное его жилище, как убога привинченная к полу металлическая кровать, уродлив пластиковый шкаф, несвежа и аляповата занавеска. Вернее даже не занавеска — узкая цветастая тряпка: не то полотенце, не то разрезанная пополам наволочка, трепыхалась на глубоком, как бойница, окне. Открытая туалетная кабинка, душ и раковина из белого фаянса, над которой изогнулся ржавый кран. Гулкая раковина — Дон поморщился, как от зубной боли, вспоминая, как звонко, среди ночи, скатываются по ее бокам одинокие капли. Стол с монитором, тоже грязный, заляпанный кофейными пятнами. На клавиатуре — хлебные крошки. Яблочный огрызок на полу. Дон и не помнил, когда последний раз ел яблоко. Забыл, какое оно на вкус — а мусор остался. При всем желании комнату нельзя было назвать уютной, но раньше это не бросалось в глаза. Какая разница, грязный пол или чистый, сколько дохлых мух валяется на подоконнике и сколько их набилось внутрь плафона, когда тебе открыт бесконечный цифровой мир, полный интриги, эмоций и правильной, симметричной красоты? Там он жил, в виртуале, там — а не здесь. Дон чувствовал себя как будто парализованным, оглохшим и ослепшим одновременно. Его правая рука вяло двигалась, катая мышку по коврику, но курсор не повиновался командам мозга...

Продолжение следует...