О химерах

Не иначе, как просмотр фильма «Экипаж» (версия с Данилой Козловским) оставил-таки во впечатлившемся сознании закладку. И размотал от бесконечной катушки очередную ниточку...

Я в самолете. Самолет летит во Францию.  Поездка эта деловая, то бишь, я лечу по важному делу, и меня там очень ждут. Ничего, что бы говорило о надвигающейся проблеме и следующей за ней катастрофе местного масштаба, не происходит, но (как это обычно бывает) в проходе возникает «похожая на весь гражданский флот»  стюардесса, которая говорит, что все аэропорты Франции закрыты, сесть мы возможности не имеем, и придётся прыгать с парашютом.
 
После объяснимой паники наступает всеобщая нервозная суета, и все, включая стюардесс и капитана, доверившего управление автопилоту, надевают парашюты. Я думаю о том, что зря в своё время не поддалась авантюре прыгнуть с парашютом по совету лучшего друга. Но панические мысли удивительным образом оттесняет другой процесс - беру на себя обязанность всем помогать, потому что так правильно, и потому что этим стыдливо оттягиваю собственную отдельно взятую катастрофу. Автоматика действий придаёт происходящему смысл: времени на подготовку немного, я проверяю правильность крепления парашютов, распределяю очередность, ободряю, и даже делаю успокаивающий укол пожилому мужчине (последнее меня не удивляет даже во сне, ибо в моей «походной» аптечке есть шприц). Процесс моего участия сопровождается одобрительными взглядами экипажа, и более всего меня радует молчаливость этого одобрения.

Распахнутый люк выглядит адовым ртом неизбежности. За мной ждёт очереди экипаж, поэтому, мысленно перекрестившись, я падаю в густую антрацитовую темень, кое-где расцвеченную ерзающими звёздами, нетерпеливо ожидающими продолжения шоу. Приземляюсь точнёхонько в одну из ниш-квадратов, огороженных парапетом. Это Собор Парижской Богоматери, мать моя женщина!! Отмечая нереальность ситуации, при приземлении всё-таки сгибаю ноги в коленях, «подпружиниваю» - вот она, память физического действия увиденного когда-то и где-то.  Три химеры, до этого рассматривающие окрестности Парижа, синхронно поворачиваются ко мне. Наступает пауза, во время которой я успеваю выхватить по одной из отличительных черт каждой (отметив при этом у всех трёх  удивительно красивые, удлинённой формы, блестящие глаза): у одной – невероятно выразительные и красиво очерченные большие ноздри, вторая (разрази меня гром, кокетливо!) поводит крыльями, по форме напоминающими стрекозиные, тело третьей держат две лапы, заканчивающиеся когтями в форме лепестка.
 
Мне не страшно ровно до того момента, когда взгляд мой опускается вниз. Где-то далеко внизу, подсвеченная фонарями, ждёт меня земля. Я даже не думаю сейчас о миссии, которая ждёт моего скромного вклада – мне бы просто попасть на одну из ровных травяных лужаек... Одновременно ухающие, дребезжащие и скрипучие звуки выводят меня из состояния ступора: химеры, не скрывая удовольствия, смеются над выражением моего лица.

Я не успеваю открыть рот, как Скрыльями произносит:
- А ты ничего, храбрая. Сама боялась, а всем помогала.
Упреждая мой следующий вопрос, Сноздрями продолжает:
- За них не беспокойся. Никто не пострадал.
Внезапно понимаю, что я – та, говорить которой сейчас незачем, сажусь прямо на парашют, и жду.

Химеры переглядываются, видно, что им приятна моя понятливость. Если можно так сказать, они тоже устраиваются поудобнее и... Скрыльями достаёт откуда-то щётку на ручке, и начинает чесать перья на крыльях, приводя в порядок одно за другим. Сноздрями ловким движением отклоняется назад, выхватывает снизу парапета богато инкрустированную табакерку, открывает её и, покачиваясь, наслаждается звучащей музыкой. Но круче всех – Скогтями (спинным мозгом чувствую, что она – главная среди трёх): она открывает висящий у неё на поясе кожаный футляр, и, вынув из него  пилочку...(да-да-да!)

Затем Скогтями звучно произносит:
Мы готовы тебе помочь. Но ты должна понять, что очутилась здесь не случайно. Мы зададим тебе три вопроса. Три честных ответа – и мы спустим тебя на землю. Отвечай сердцем.

В голове моей издевательски звучит музыка из «Что? Где? Когда?»
Первый вопрос задаёт Сноздрями. Перед тем, как его задать, она открывает табакерку, и, смачно втянув носом душистый (запах даже до меня долетает) табак, оглушительно чихает несколько раз подряд.
- Представься тебе возможность, прожила бы ты ещё раз такую же жизнь?
 «Да!» я выкрикнула  ещё до того, как прозвучали три последних слова.

Второй вопрос задаёт Скрыльями. Она почти закончила приводить перья в порядок и распростёрла крылья высоко над собой (они отливают иссиня-чёрным), и до того, как прозвучит вопрос, успеваю изумиться, как на известняковом теле держится такое великолепие.

- А согласилась бы ты, живя вторично, заплатить за совершённые ошибки – жизнью без взаимной любви?
Это «Да» прозвучало испуганно и немного истерично.

Третий вопрос озвучивает Скогтями. Вслед за пилочкой она прошлась по когтям полирующим бруском (ё моё...), и  остроконечные лепестки бликуют при малейшем движении лап, которые она поочерёдно вытягивает перед собой, растопыривая пальцы, и удовлетворённо хмыкает.

- Смогла бы ты совершить любой (слово не выделяется голосом, но и без того понятно, что вопрос задаётся ради него) поступок ради того, чтобы с тобой остался дорогой тебе человек?
Третье «Да» вновь заставляет химер переглянуться и одновременно вздохнуть. Почему-то кажется, что облегченно. Они подхватывают меня вместе с парашютом, мы переваливаемся через парапет, и в течение стремительного спуска я слышу(голоса их сливаются в один):

- Ты нуждаешься в помощи, призналась в собственных слабостях, и поэтому мы помогаем тебе. Никогда не бойся признаваться в слабостях, особенно себе самой. Этим ты становишься сильнее. А когда станешь совсем сильной – у тебя появятся крылья. Но помни, что залог любого полёта - не крылья, а желание летать. Прощай.

Послевкусие оставило у меня чёткое ощущение, что я должна поехать и найти их. Ведь я помню, как они выглядели. И мне есть, что им ответить. Ну, или продолжить разговор...