Профессор

Профессор. Предисловие.

Это рассказ о реальной личности, профессоре кафедры теоретической механики ***ского политехнического института И*** - человеке поистине уникальном, имя которого у многих поколений студентов выпуска конца 70-х – середины 80-х годов ХХ века и большинства коллег и знакомых связано, в первую очередь, отнюдь не с его достижениями в области науки (о таковых мне, увы, попросту не известно), а с его экстравагантностью, эксцентричностью и весьма своеобразным характером.

Фамилию профессора и полное название ВУЗа я сознательно опустил, поскольку ручаться за абсолютную достоверность своего рассказа не могу; я был участником либо свидетелем некоторых из описанных событий, однако ещё больше пересказано со слов знакомых более старшего возраста. Почти наверняка, многое, передаваясь из уст в уста, неизбежно искажалось, лишалось второстепенных подробностей, взамен обрастая множеством иных, порою не имевших место в действительности, в конечном счете, переходя в категорию студенческого фольклора.

По этой причине мой рассказ является своеобразном гибридом лежащей в основе истинной правды и некоторой доли вымысла, хотя от себя последнего я не добавил ни капли.

По тем же мотивам я стану называть героя своего рассказа только по имени-отчеству – Николай Васильевич (они подлинные), без упоминания фамилии, или просто Профессор, как, зачастую, он сам себя именовал в третьем лице.

Профессор и Фортуна.

Во время Отечественной войны будущий профессор был лётчиком-истребителем, совершил множество боевых вылетов, имел немало наград, хотя войну закончил всего лишь старшим лейтенантом.

 О его боевых подвигах и вообще о подробностях фронтовой молодости мало, кому известно, за исключением единственной истории, которую он неизменно рассказывал каждому новому потоку на самой первой лекции:

- Я всегда был очень везучим человеком. Вот и на войне мне невероятно везло; каким бы тяжёлым ни был бой,  всегда удавалось вернуться невредимым. Фортуна словно сидела рядом со мной в кабине самолёта. Но однажды она всё же подвела: в последнем бою сбили меня, всё-таки – впервые за всю войну. Пришлось прыгать, но и тут жестокая неудача: парашют не раскрылся! И не было бы у вас, бездарей, такого замечательного профессора, который хоть что-то способен вбить в ваши тупые головы, если бы в последний миг она (Фортуна) не опомнилась и снова не взяла под свою опеку. Я упал на высокое развесистое дерево – единственное росшее среди чистого поля, переломал кости, оглох на левое ухо, но всё же остался жив.

Профессор и наука.

Теоретическую механику («Термех») Николай Васильевич считал единственной достойной для изучения наукой, весьма пренебрежительно относясь ко всем прочим, равно, как и к своим коллегам с других кафедр.

Однако он практически не признавал авторитетов и среди своих предшественников, и его лекции проходили так, как будто бы он лично создал эту науку заново.

Формулировки всех, без исключения, определений, теорем, задач были созданы им самостоятельно, равно, как и доказательства этих теорем и способы решения этих задач. Причём, он признавал звучание только слово в слово; любые вольные формулировки безвариантно оценивались им, как неверные. Пропуск единственного слова, использование синонимов и даже равнозначных предлогов и союзов, даже малейшая инверсия приравнивались к полному незнанию данной позиции, а то и всей темы.

Однако, при столь жёстком подходе, Николай Васильевич не чуждался некоторых весьма экстравагантных вольностей: к примеру, многие теоремы, а иногда даже их доказательства имели альтернативные формулировки… в стихотворной форме!

Никто никогда не видел и не слышал других поэтических творений Профессора (если они вообще были), однако «стихотеоремы» были написаны весьма грамотно, с соблюдением всех норм и правил стихосложения.

Значимость и сложность своего предмета профессор ставил настолько высоко, что его оценка знаний в этой области звучала таким образом:

- На «пять» теоретическую механику не знает никто; на «четыре» знает только сам профессор; на «три» лишь самые лучшие из моих ассистентов.

Какова была, при таких убеждениях, вероятность сдать экзамен, догадаться нетрудно.

Профессор и студенты.

Разумеется, сделать это, всё-таки, удавалось достаточно многим, иначе обучение заканчивалось бы для любого из студентов после четвёртой сессии (термех изучали в 4, 5 и 6-м семестрах). Однако, чтобы получить даже заветный «удик», приходилось тратить неимоверные усилия и пройти через все круги ада.

Недостаточно было знать наизусть(!) всё(!), когда-либо сказанное Профессором; необходимо было обладать множеством знаний иного характера, без которых экзамен мог закончиться, не начавшись.

К примеру, достаточно было сесть слева от Профессора (он сажал всегда рядом с собой, а не напротив, как все остальные преподаватели), чтобы сразу же получить «неуд» с комментарием:

- Профессор глух на левое ухо! Если Вы даже этого не в состоянии были запомнить, не вижу необходимости даже тратить время на проверку всех Ваших прочих знаний.

С первого захода сдать удавалось весьма немногим, и даже большинство из этих счастливчиков уходило с экзамена лишь с жалким «удом», хотя по термеху это было гораздо важнее, нежели получить «дважды-отл» по любому иному предмету, если бы такая оценка существовала.

Тем не менее, одна девушка, Нина Осминина, с которой мы дружили на протяжении многих лет, смогла получить «отлично» от самого Профессора на всех трёх экзаменах, а до этого подобная почти фантастическая история произошла с её старшим братом Игорем, учившимся несколькими годами ранее.

Большинство же преодолевало эти барьеры лишь благодаря неимоверным усилиям руководства института, которое старалось изыскать любые возможности для того, чтобы исключить или хотя бы свести к минимуму личное участие Профессора в приёме экзаменов. Его отсылали на всевозможные симпозиумы, конференции и прочие мероприятия, проводимые в других городах, с великим трудом устраивали престижные и совершенно ненужные никому зарубежные командировки, однажды даже единогласно избрали делегатом очередного партийного пленума.

В отсутствие Профессора прошедшие тщательнейшую подготовку студенты, даже самые тупые, легко сдавали экзамен другим преподавателям кафедры, которые, по возвращении Профессора, получали от него жёсткий разнос за «чрезмерное» количество отличных и хороших оценок, а также за отсутствие в зачётных ведомостях «неудов», без которых, по его глубочайшему убеждению, результат любого экзамена необъективен априори.

Профессор чудит.

Ряд коротких историй с Николаем Васильевичем в качестве центрального персонажа, почти каждая из которых повторялась неоднократно на протяжении многих лет его преподавательской деятельности, как раз и является основой моего рассказа об этом удивительном человеке.

Движение.

После достаточно продолжительного вступления лекции на тему «Движение твёрдых тел» Профессор со словами:

- А теперь я продемонстрирую вам практически, что такое движение! – брал кусок мела и с размаху запускал его в аудиторию.

Обычно «тело» благополучно миновало сидящих в аудитории, но известны случаи, когда мел попадал кому-нибудь в грудь или даже разбивался о лоб не успевшего увернуться студента.

После завершения процесса Профессор комментировал:

- Однако то, что вы сейчас наблюдали, это ещё не в полной мере движение; это всего лишь МОДЕЛЬ ДВИЖЕНИЯ. А суть настоящего ДВИЖЕНИЯ хорошо осознаётся, когда летит крепкое берёзовое полено! На следующей лекции я вам продемонстрирую это.

На следующую лекцию Николай Васильевич действительно являлся с аккуратно завёрнутым в газетку поленом.

Всякий раз при этом поточная аудитория бывала заполнена не вполне обычным образом: студенты сидели лишь на самых первых рядах и на «галерке», а середина пустовала.

Расчёт был на то, что близко бросать Профессор не станет, а далеко не хватит силы.

Правда, случаев, когда берёзовое «наглядное пособие» было использовано с заявленной целью, всё же не было отмечено.

Сила.

Это единственная история, в которой мне досталась заглавная роль.

На консультации перед экзаменом речь шла о силе (как физической величине).

По обыкновению, после теоретической части, Николай Васильевич перешёл к «демонстрации» сути на практике, а в качестве «наглядного пособия» был выбран студент Орехов.

Едва я встал, чтобы ответить на вопрос, что есть сила, подошедший вплотную Профессор резко толкнул меня в грудь – настолько неожиданно, что моя реакция изрядно запоздала, и я повалился назад, даже не сумев сгруппироваться.

Неизвестно, какие последствия имело бы моё падение, если бы сидящий позади Давид Лобжанидзе не успел подхватить меня под локти.

Когда я выпрямился, Профессор довольно похлопал меня по плечу со словами:

- Теперь этот студент точно знает, что такое СИЛА! И я думаю, у него неплохие шансы завтра успешно сдать экзамен.

Несмотря на столь многообещающий комментарий, назавтра я, вместе со всеми остальными, был несказанно обрадован, узнав, что экзамен будет принимать не сам Профессор, а его ассистенты.

Халява.

Экзамен. Трясущиеся от предстоящего кошмара студенты в последний раз перебирают в памяти свои жалкие, по их представлениям, познания в области теоретической механики.

Стремительно врывается Профессор и с ходу заявляет:

- Сегодня я чрезвычайно тороплюсь, и для приёма экзамена у меня крайне мало времени! Поэтому поступим так: кого устроит «тройка», подходите с зачётками, поставлю автоматом.

Большинство студентов немедленно срывается с места и, не веря столь невероятной удаче, выстраивается в очередь за заветной троечкой.

Профессор быстро ставит оценки и, когда поток счастливчиков иссякает, речёт:

- А теперь подходите те, кто считает, что знает на «четыре».

Несколько человек из немногочисленных оставшихся получают обещанные «хор» и покидают аудиторию в полной эйфории.

Остаются всего несколько человек – самых самонадеянных и наглых, уверенных в том, что события продолжатся по тому же вектору.

Внимательно оглядев их, Профессор с искренним удивлением и нескрываемым раздражением спрашивает:

- А вы что сидите? Считаете, что знаете предмет на «отлично»?! Настолько его не знает даже сам профессор!

И, выставив в оставшихся строчках зачётной ведомости «неуды», быстро уходит.

Халява-2.

Начало истории точь-в-точь, как и предыдущей: ссылаясь на цейтнот, Профессор предлагает другой группе получить «тройку» без сдачи.

На этот раз, уже осведомлённые о произошедшем накануне, в очередь за оценкой выстраиваются почти все.

Профессор складывает в стопку зачётки, аккуратно поправляет края и неожиданно швыряет их в мусорную корзину с гневным комментарием:

- И это будущие инженеры!!! Которые не пытаются даже малейших усилий приложить, чтобы попытаться сдать экзамен!

Встаёт и, обогнув ошарашенную толпу, сам подходит к каждому из крайне немногочисленных оставшихся, вписывает в их зачётки «отлично» в качестве награды за уверенность в своих знаниях, и торжественно пожимает руки.

На обратном пути смачно плюёт на сваленные в мусорнице зачётки халявщиков и покидает аудиторию.

Армрестлинг

На очередном экзамене, по истечении времени, необходимого для письменного изложения тезисов по вопросам доставшегося билета, Профессор вдруг снимает пиджак, ослабляет узел галстука, закатывает рукав рубашки и спрашивает:

- Ну, кто готов?

После некоторой паузы к профессорскому столу подходит самый решительный (или самый отчаянный). Однако Николай Васильевич совершенно не интересуется уровнем его знаний, и вместо ответа предлагает померяться силой «на руках».

Следует заметить, что, несмотря на уже довольно солидный возраст, Профессор был в великолепной физической форме, и силой обладал немалой; поэтому положить его руку редко кому удавалось.

Однако, независимо от исхода поединка, результат был одинаков.

Проигравший получал «неуд» со словами:

- Слаб, слаб пока, нужно ещё поготовиться!

Немногие из победителей подвергались опросу:

- Молодец! Спортом, наверное, занимаетесь?

- Да, Николай Васильевич. Боксом.

- О! Молодец, молодец! Похвально! Много тренироваться приходится? Наверное, тренировки две-три в неделю?

- Четыре!

- М-да… Четыре в неделю! Времени много занимает, учиться-то, наверное, совсем некогда…

Мой сосед по общежитию, Мелик Агасян, КМС по тяжёлой атлетике, прекрасно зная о результатах каждого из двух вариантов исхода поединка, решил схитрить.

По силе намного превосходя Профессора, он, тем не менее, не стал добиваться безусловной победы, а просто некоторое время держал руку прямо, не позволяя Профессору положить её.

Убедившись, что победить накаченного парня невозможно, Николай Васильевич освободил руку, внимательно глянул Мелику в глаза со словами:

- Вы, очевидно, считаете себя умнее профессора? Тогда ответьте мне на один вопрос, в верности своего ответа на который я сам не слишком уверен.

И спросил о чём-то, о чём Мелик, на самом деле весьма немало времени тратящий на занятия спортом, не имел ни малейшего представления.

Профессор и фрицы

Скромный по жизни, Николай Васильевич, тем не менее, изредка позволял себе некоторые «излишества». Например, поужинать в ресторане.

В один из таких вечеров он попросил у официанта подать, среди прочего, сливочное масло, на что тот со свойственной в те времена халдеям нагловатой манере ответил, что масла нет.

- Как это нет? – удивился Профессор. – Вон, на том столике стоит!

- Видите ли, это иностранцы, - сообщил официант. – Немцы.

- Что?!! – возмущению Профессора не было предела. – Немцы?! Я этих фашистов на бойне бил, кровь свою проливал, а теперь они МОЁ масло жрут?!

И оттолкнув ошалевшего официанта, рванулся к столику «зарубежных гостей», одним махом перевернул его и врезал ближайшему от него изумлённому «фрицу» в челюсть, а второго пытался ударить ногой в живот, но промахнулся.

Скандал вышел грандиозный, однако пришлось его «замять» - серьёзных мер к ветерану войны, орденоносцу, профессору, члену горкома партии и депутату областного Совета никто принять не решился.

Николай Васильевич отделался взысканием по партийной линии, однако даже это, довольно мягкое наказание, считал совершенно несправедливым, и многократно с возмущением рассказывал эту неприятную историю студентам на лекциях, нередко позволяя весьма небезопасные «антисоветские» высказывания по поводу случившегося.

Несмотря на общую нелюбовь к Профессору студенческой братии, этот его безобразный поступок вызвал к нему немалое уважение у воспитанных в духе советского патриотизма пацанов и девчонок, которым с малых лет навязчиво прививали стойкую неприязнь к «фрицам».

Вендетта

В том, что Советская Армия в те годы была самой многочисленной в мире, есть определённая заслуга и Николая Васильевича, ибо благодаря ему немало парней вынуждены были сменить кроссовки на кирзачи.

Про один, два, а то и все три семестра без стипендии и говорить нечего.

Естественно, жажда мести за проваленные экзамены и бесконечные пересдачи обуревала весьма и весьма многих.

За многие годы неисчерпаемая студенческая фантазия породила множество способов ведения «боевых действий» против ненавистного преподавателя.

***

На каждое 8-е Марта Профессор неизменно получал множество поздравительных открыток. Нередко послания начинались со слов: «Глубокоуважаемый Николай Васильевич! Вы для нас не только отец родной, но и мать родная…», далее следовали различные эпитеты к слову «мать» и многочисленные пожелания, некоторые из которых не стоит произносить вслух в приличном обществе.

***

Однажды на его имя и адрес оформили подписку на журнал «Свиноводство», который Профессор ежемесячно получал в течение года, поскольку его заявление на почте, что он эту подписку не оформлял, было равнодушно проигнорировано.

В другие годы по примеру этого прикола на дом Профессору регулярно приходили «Мурзилка», «Весёлые картинки» и «Пионерская Правда».

***

Другая история тоже связана с почтой.

Получив извещение, Николай Васильевич отправился за три или четыре квартала в почтовое отделение, где получил посылку «с неделимым вложением», весящую ровно 10 килограммов. Немолодой уже Профессор, несмотря на неплохую физическую форму, с трудом дотащил её до своей квартиры на последнем этаже пятиэтажки, в которых, как известно, нет лифта.

Вскрыв ящик, он обнаружил там простынь, явно позаимствованную в студенческой общаге, тапочки, сшитые крупными стежками из куска другой такой же простыни, и целую груду обыкновенных булыжников.

В приложенной записке значилось:

«Старый дурак! Вот тебе саван, белые тапочки и камни на могилу!»

Об этом случае Профессор сам многократно рассказывал по всякому удобному поводу. Забавнее всего в этой малогуманной истории было то, что особо негодовал он по поводу слова «старый» - какой, мол, я старый! –  при этом, ни разу не высказав возмущения словом «дурак».

***

Однажды в вестибюле главного корпуса института появилось объявление примерно следующего содержания:

«Объявляется денежное вознаграждение тому, кто укажет имя и адрес лентяя, который не спилил до войны то дерево, на которое старший лейтенант И*** гробанулся, когда у него не раскрылся парашют»

Весьма злобная и совершенно бестактная «шуточка», однако случалось и такое…

***

Про бесчисленные карикатуры, эпиграммы и даже целые сатирические «поэмы», посвящённые Профессору, упоминаю лишь вскользь.

Профессор. Эпилог.

Годы делают из бесшабашных и, порою, «безбашенных» юнцов и девчонок взрослых людей, совершенно по-иному начинающих смотреть на многие вещи, а Время меняет представление о человеке.

Сейчас, по прошествии почти четырёх десятилетий, порою становится безысходно стыдно за ту безобразную радостную оргию, которую мы устроили в стройотряде, когда до нас долетела весть о смерти Николая Васильевича. Ведь большинству из нас предстояло ещё два семестра термеха, со всеми вытекающими, отнюдь не безоблачными, возможными последствиями.

Да, немало судеб сложилось иначе, чем хотелось бы многим, не только из-за исключительной требовательности и принципиальности Профессора, но и его безмерного самодурства.

И лишь спустя многие годы начинаешь понимать, что его бесчисленные, порой отнюдь не невинные чудачества были своеобразным протестом против обыденности и серости того времени, подсознательной борьбой с тупостью и невежеством.

И очень многое искупает его ярчайшая личность, личность уникального Человека, с которым нам посчастливилось жить на одном отрезке времени.

Патетика? Ну, что ж. Николай Васильевич заслуживает таких слов, ибо они – правда.

20.01. - 2.02.17 г