Мой еврейский портной

– Рагим Валерьевич, я устала, - сняв туфли, я кладу ноги на колени мужчине, и вытягиваюсь в кресле.
Немолодой человек морщится, но не от причиненного неудобства – к таким выходкам он давно привык, а от капризных интонаций в моем голосе.
Прикрыв глаза, я смотрю, как Рагим работает – удерживая и направляя ткань, ровно кладет строчку за строчкой.
– Рагим Валерьевич, что это будет?
– Зачем спрашиваешь? Сама же прекрасно видишь, что женский пиджак.
– А женщина красивая?
– Юна, сколько лет тебя знаю – у тебя только одно на уме. Тараканы в твоей голове так и не перевелись, – он вздыхает, – увы, мой нелюбимый размер – пятидесятый.
– Машаллах (молодец), - смеюсь я, - как это нелюбимый – ты же восточный мужчина, а все восточные мужчины любят толстых женщин.
– Я исключение. Тебя с твоим тридцать восьмым мне вот так хватает, – портной делает характерный жест ребром ладони по шее.
– Ах так, - наигранно гневаюсь я, - тогда налей мне чай, и вообще, я есть хочу.
Рагим останавливает швейную машину, обрезает нить, убирает со стола незаконченную работу и достает из тумбочки кулек со свежей выпечкой.
«– Давай, не сиди как в гостях, мне тоже налей», - говорит он.
– Все меня эксплуатируют, на работе все на мне ездят, здесь тоже покоя нет, - ворчу я.
Спустив ноги с его колен, разворачиваю кресло к небольшому столику, на котором стоят электрический чайник и посуда.


Чайник полон и мне остается только нажать кнопку.
- Видишь, Юна, какая ты замечательная хозяйка - счастливый человек твой будущий муж, - ёрничает Рагим.
К его шуткам я давно привыкла и к тому же мне лень злиться по-настоящему - в этом нет никакого смысла – он непробиваем.
Как только я начинаю закипать, Рагим замолкает и ждет, когда из меня выйдет пар, поэтому желания устроить ему скандал у меня не возникает.
Рагим Валерьевич на двадцать пять лет старше меня – он ровесник моего папы.
Его жена и дети давно, еще в девяностые, уехали в Израиль, вернее он уехал вместе с ними, но пожив там года два, понял, что задыхается без своего родного Баку, и вернулся.
Недорого приобрел себе маленькую мастерскую, в которой одновременно работает и живет, отгородив угол для своего топчана.
Мы познакомились много лет назад, когда я пришла к нему с целью подрубить купленные несколько пар джинсов.
Тогда он едва бросил на меня взгляд – во всяком случае, так мне показалось.
Зайдя на следующий день, сначала получила пакет со своими вещами, а затем, вдруг, ни с того, ни с сего, портной протянул мне вешалку с элегантной женской двойкой.
- Ханум окажет мне честь, если пройдет за занавеску и наденет, - сказал он глуховатым баском.
Я хотела было отказаться, но взяв костюм в руки, поняла, что это выше моих сил –  сшит он безукоризненно.
Примерка подтвердила, что ничего подобного в магазине не найти - вещь потрясающе ладно сидела на мне, но в кошельке мало денег, а ткань очень дорогая.
- Простите, я не могу сейчас заплатить, - робко обратилась я к мастеру, - вы могли бы недельку подержать его для меня.
- Ханум, я сшил костюм за ночь и это мой вам подарок.
- Подарок?.. - я потеряла дар речи.
- Да, подарок. Можете пойти в нем домой. Я все закончил без предварительных примерок – у вас красивая фигура, и потом ваши джинсы были у меня, - он улыбается, - так что, носите на здоровье.
- Нет-нет, я не могу принять, - я начала снимать пиджак, но мастер, перехватив движение, вернул его на мои плечи, со словами.
- Носи, девочка, и не забывай портного Рагима Валерьевича.
Постояв с полминуты в нерешительности, я наконец смущенно спросила:
- Простите, а почему именно мне?
- Сегодня день рождения у моей младшей дочери, а она далеко – на земле обетованной, я не смог послать подарок ей, поэтому сделал его вам.
Вертясь перед висевшим на стене зеркалом, я разглядывала обновку.
- Спасибо огромное. Девочки на работе обзавидуются.
Портной рассмеялся.
- Женщина, всегда останется женщиной. Хотите отблагодарить меня, приведите сюда своих подруг.
- Конечно, приведу, - сказала я, тут же подумав, что фиг я это сделаю, – такой мастер будет шить только для меня.
- Кстати, не откажитесь выпить со мной по бокалу вина за здоровье моей дочери – ей сегодня девятнадцать исполнилось.
Отказаться было неудобно, и я согласилась. Сделав несколько глотков, еще раз рассыпалась в благодарностях за подарок, извинилась и поспешила откланяться.
Спустя неделю я опять пришла к Рагиму Валерьевичу с просьбой сшить для меня плащ.
Через несколько дней заказ был готов. На мою попытку оставить деньги, он отреагировал спокойно, предложив мне сначала отметить Рош-а-Шана – еврейский новый год.
Я с радостью кивнула.
На столе появились фрукты, мед и вино.
Ох уж это кошерное вино… Когда Рагим Валерьевич начал меня целовать, сил сопротивляться уже не было – вечер мы закончили за перегородкой на его узком диване.
Сначала я чувствовала себя неуверенно - мне казалось, что нам не хватит места и я сейчас упаду - отвечая на ласки, я крепко прижималась к мужчине, но постепенно и думать забыла о пространстве, как и об огромной разнице в возрасте – настолько мне было хорошо.

Все эти годы я продолжала приходить в мастерскую почти каждый день, за исключением тех периодов, когда на горизонте маячил очередной кандидат в мужья.
В такие моменты я решала порвать с Рагимом, пропадая из его жизни на долгие месяцы.
Рагим, надо отдать ему должное, меня не искал, около моего офиса не караулил и даже если звонил, то очень редко, справляясь – все ли в порядке.
Потенциальные женихи, не выдерживая вздорности моего характера – «меймунских» (то есть, обезьяних) выкрутасов, как часто называл мое поведение Рагим Валерьевич, один за другим уходили в природу, а я, поскучав, снова возвращалась к нему.
Как только переступала порог мастерской, он по-доброму, лукаво улыбался, разглядывая меня поверх своих пижонских очков - не произнося ни слова в упрек, снимал с полки или с вешалки очередную упакованную в целлофан обновку, и протягивая мне, коротко говорил:
- Примерь.
Все его костюмы, плащи, юбки – это было нечто! Настоящие произведения модельного искусства.
Я пыталась подтолкнуть его к серьезным проектам, предлагала попробовать организовать дом моделей, на что он спросил меня:
- Юна, зачем мне все это?
- Как зачем, Рагим Валерьевич? Чтоб зарабатывать большие деньги, стать известным и счастливым.
- Чтоб – что? – в его голосе одновременно звучат протест и ирония, - Я портной, а не бизнесмен. Мне того, что я зарабатываю, вполне хватает. Большие деньги… - он брезгливо сморщился, - Если у меня будут большие деньги, и мне придется, как сейчас говорят, тусоваться, когда же я людям шить буду? Когда я спасибо за свою работу слышать буду?
В Израиле я устроился работать в большой цех, в котором только сшивал вместе детали костюмов– так я там с тоски чуть не помер. Именно поэтому я здесь – и, слава богу, иначе бы не встретил тебя. А счастье?..  Мои дети там, в порядке - я счастлив; ты здесь, рядом - я счастлив; тебя нет – я грущу, но в любом случае – работаю.

Мы пьем чай, а затем Рагим снова принимается за заказ – пиджак должен быть готов к завтрашнему дню.
Я, наверное, в тысячный раз смотрю на его большие руки и еще до того, как он закончит работу, запрет дверь мастерской и потушит свет, начинаю ощущать их прикосновения…
После, уже не в моем воображении, а наяву, он расстегивает мою блузку - ласкает грудь, гладит бедра – под им же сшитой юбкой, потом сажает меня на закроечный стол и… Мальчики-мажоры на «бехах», папики на джипах – вы все ничто, и никто по сравнению с ним!..
Мои руки скользят по столу, рефлекторно собирая попадающиеся обрезки ткани. Потом Рагим несет меня за перегородку, словно укладывая спать.
ребенка, аккуратно опускает на свое ложе…  Мы исполняем любые желания друг друга, я делаю все, я позволяю делать с собой все – он играет на моем теле, как Башмет на своем альте.
Еще в самом начале наших отношений он объяснил мне «политику партии»:
- Секрет прост, Юночка. В постели не должно звучать слов: нет, не хочу, устала, не нравится. Устала – терпи, не хочешь - сделай вид, что с ума сходишь от страсти, не нравится – скажи об этом потом – на улице, не можешь испытать удовольствие –  имитируй его, но никогда не признавайся в этом. Большинству женщин, не знающим или не желающим принимать этих правил, мужья обязательно изменяют. А если станешь следовать этим простым постулатам, научишься отдавать, больше чем брать, слышать и исполнять музыку любви – будешь счастливой.
Тогда я спросила, а как его жена вела себя во время близости. Он нахмурился, но ответил:
- Задавать такие вопросы, Юна, неприлично – это проявление неуважения, все равно, что копаться в чужом шифоньере. Я ведь никогда не спрашиваю тебя, как да что.
- Прости, Рагим Валерьевич, - смутившись, сказала я.
Мы лежим, потные и довольные, и вдруг впервые за все годы Рагим говорит то, чего я никак не ожидала от него услышать.
- Юна, а давай жить вместе.
Недолго думая, я отрицательно мотаю головой.
- Без проблем, Юна – тема закрыта, - он целует меня куда-то в висок.
- Не обижайся, Рагим Валерьевич, ну что я родственникам скажу: знакомьтесь – это мой гражданский муж, папин одногодка и к тому же портной.
- Тсс-с, Юна, все - не оправдывайся, не накручивай себя. Нет, так нет, - Рагим встает и идет в душ, а я, за то, что, как обычно, брякнула, не подумав, готова зашить свой рот самыми суровыми его нитками.
Перед тем, как выйти, чтоб проводить меня, он протягивает пакет.
– Я тебе новую юбку сшил, как ты любишь – узкую, с разрезом. Завтра на работу наденешь.
Я привычно чмокнула его в щеку.
Мы молча идем к остановке узкими улочками. Как-то давно, он спросил меня:
- Что, Юна, стесняешься со мной ходить по центральным улицам, боишься, что коллеги по работе увидят, и придется врать, отвечая на вопрос – кто такой этот седой мужик?
Я отшутилась, сказав, что люблю бродить по старым кварталам.
Подходя к остановке Рагим, шедший чуть впереди, повернулся и посмотрел мне в глаза.
- Что смотришь? – улыбаясь, спрашиваю я.
- Хочу запомнить, чтоб в следующей жизни тебя узнать.
- Не старайся, не нужно, - ответила я с раздражением.
- Я побежала, - махнув рукой, догоняю собирающийся отъехать автобус. Войдя в салон, через окно вижу Рагима - сунув руки в карманы куртки и как-то ссутулившись, он стоит, глядя в витрину на противоположной стороне улицы.

Следующим вечером после работы, купив его любимые пирожки с картошкой, спешу в мастерскую.
Там тихо. Швейная машинка не работает. Мой мастер сидит за своим столом - дремлет, откинувшись на спинку кресла.
- Привет, Рагим Валерьевич. Просыпайся и чайник включи – я пирожки принесла – кстати, от твоей юбки все были в отпаде.
Бросаю сумку на наше закроечное ложе любви, стоя к нему спиной, начинаю снимать плащ и в этот момент понимаю, что он не отдыхает, что эта тишина теперь навсегда – моего Рагима Валерьевича больше нет.