Здравствуй и прощай

Еще одна приятная новость. Знакомьтесь!
Профессор Моисей Борода - уроженец Грузии, а в последние четверть века - гражданин Германии, доктор музыкологии, автор камерной и вокальной музыки, обладатель престижных международных музыкальных премий.  Пишет на русском, немецком и английском языках, публикуется практически по всему миру. Член Международной Гильдии писателей и Объединения немецкоязычных авторов, проживающих в земле Северный Рейн-Вестфалия.

Благодарим автора нашего портала,  https://alicefoxy.com/1451-bolshaja-progulka.html Алину Талыбову, редактора отдела поэзии журнала «Литературный Азербайджан», за любезно предоставленный материал!



Он вошел в вагон, когда до отхода поезда оставалось пять минут.
Бог ты мой!.. Какая толчея вокруг! Кто, пыхтя от напряжения, катит за собой огромный чемодан, кто стоит в ожидании, когда сосед уложит свой багаж. Кто-то уже в третий раз прочесывает вагон, видимо в поисках незабронированного места. Кто-то кого-то зовет, а между тем стоит в проходе, дожидаясь, пока позванный подойдет. Маленький ребенок бежит по коридору к предыдущему вагону, мать - за ним.
Скорей бы уж ему добраться до своего места, сесть, отдышаться. Но нет – не протиснешься.
Всё, перестали ходить туда-сюда, теперь он может пройти к себе и... Стоп! – это не его вагон! Его – на два вагона дальше. Надо же было так ошибиться!..
Наконец он нашел свое купе, вошел, поставил на верхнюю полку чемодан, задернул занавеси у двери, сел – и вдруг почувствовал, как на него навалилась тяжелая усталость.
…Что-то он в последнее время стал сильно уставать! И это задыхание по ночам, эта боль в груди, так что по временам не знаешь, куда от нее деться! Конечно, он уже не мальчик: сорок пять есть сорок пять, но...
Ладно, всё потом, когда он вернется. Сейчас – еще раз просмотреть доклад к завтрашней конференции. Съедется всё, что имеет вес в математическом мире в Германии, и не только. Его доклад поставили первым – на самое, так сказать, почетное место.
...Да, почетное место. А еще семь лет тому назад, переехав в Германию, он был рад трехмесячному контракту, да и тот пришел не сразу.
Он достал из кейса доклад, начал читать – и не заметил, как провалился в сон.
Проснулся он от ощущения, что в купе, кроме него, еще кто-то есть.
Перед ним, облокотясь на откидной столик, сидела женщина с книгой в руках. Он опустил голову. Первым его чувством был страх: он знал за собой привычку подхрапывать во сне, и сейчас ему было невыносимо думать, что сидящая напротив него женщина слышала его храп.
Он посмотрел на часы. По часам он спал больше полутора часов – когда же вошла она?.. Если в Ганновере – еще хорошо, по расписанию они только пять минут, как проехали Ганновер, но если она вошла раньше...
Шли минуты, а он все не решался поднять на нее взгляд. Женщина читала, с тихим шелестом переворачивая очередную страницу, и каждая перевернутая страница как бы говорила ему: – Ну что же ты!..
Наконец он преодолел смущение, посмотрел на свою визави – и у него екнуло сердце.
Нет, красавицей в обычном смысле она не была – может быть самым красивым в ее лице были миндалевидные темные глаза, мягко изогнутые, чуть утонченные к вискам брови, и линия губ. Но все это было озарено таким внутренним светом, излучало такое обаяние, сочетающее серьезность и женственность, сознание своей привлекательности и отсутствие кокетства, что у него перехватило дыхание.



Женщина продолжала читать, не обращая на него внимания, и его задевало это, а еще больше то, что он не знает, как с ней заговорить, чтобы не быть вежливо поставленным на место ее «Извините, мне не хотелось бы отвлекаться».
Он уже хотел тихо, не привлекая ее внимания, встать и выйти в коридор, когда взгляд его упал на обложку книги, которую она читала. Это был «Пропавший без вести» Кафки.
– Вам нравится Кафка?
Она подняла глаза.
– Простите, Вы что-то сказали, я не расслышала.
– Извините, я не хотел вам мешать. Мне просто стало интересно. «Пропавший без вести» читают, насколько я знаю, редко, если вообще. Вам нравится Кафка?
– Да, и очень. Вы имеете что-нибудь против? – она улыбнулась.
– Нет, что вы! Я просто вспомнил, как прочитав его «Процесс» я долго не мог прийти в себя. И прошли годы, прежде чем я взял в руки его рассказы.
– А «Зáмок»?
– «Замок» я уже не смог читать. После первых страниц понял, что дальше не смогу.
– А я прочла все, что Кафка написал. И сейчас перечитываю «Пропавший без вести».
Они разговорились. Ясность, неназойливая уверенность ее суждений его поразили. И все время, пока он ее слушал, прерывая только короткими фразами, приглашающими ее ответить, говорить дальше, он любовался ее излучающими матовый свет глазами, очертаниями губ, ее вдруг озаряющей лицо улыбкой, тем, как она произносит слова.
Потом, может быть почувствовав, что он скорее любуется ею, чем слушает, она прервала себя на полуслове и, извинившись, взялась за свою книгу – как если бы ее чтение ничем не было прервано и она была бы в купе одна, а его не существовало бы вовсе.
Он взял в руки свой доклад, попытался на нем сосредоточиться, представить, какова будет реакция коллег на вступительную часть, не стоит ли сгладить там пару полемических мест – но после нескольких минут рассеянного чтения положил доклад на столик.
Почувствовала ли она себя неловко за то, что резко прервала их беседу или ей передалось его волнение – но вдруг она, подняв на него взгляд, спросила:
– Как вы думаете, где бы оказался Кафка, если бы он дожил до того времени, когда его сюжеты стали... реальными?
Неожиданное обращение застало его врасплох. Он на миг замешкался и вопросительно посмотрел на нее.
– Но они... БЫЛИ реальными.
– Были?..
– Были. Только для многих это было – ну, под порогом чувствительности. Знаете, как в шахте, когда собирается рудничный газ, и его долгое время не замечают, а потом газ взрывается – достаточно маленькой искры, чтобы это случилось.
– Все, наверное, не так просто. Я немного знаю об этом времени – из прочитанного, из рассказов родственников, друзей. Культурная жизнь в эти годы – она была на такой высоте!.. Журналы, книги, театры, кино! Всеобщее поклонение искусству. Цвейг, Шницлер, Гофмансталь, Макс Рейнхардт – и это только первое, что приходит в голову, когда думаешь о том времени. Нет, все не так просто…
– Да, поклонение искусству. Журналы. Книги. Театры. А под всем этим уже текла раскаленная лава. И ждала только случая, когда она может выйти на поверхность. И затопить все. И когда эта лава дождалась своего часа, она...
– Может быть, вы правы. Может быть. Я раньше об этом не думала. Или не думала об этом  так. Но все же: если бы Кафка не умер, если бы он дожил до... Что бы с ним было? Я часто спрашиваю себя об этом. Может быть, потому, что Кафка для меня – что-то совсем особенное. Еще и потому, что он так рано умер, ушел из жизни неизвестным. Не понятым никем. Горько разочарованным. С просьбой, чтобы после его смерти сожгли все, что он написал. И тогда спрашиваешь себя: что было бы с ним, если бы...
– Что бы с ним было? То же, что с другими. Что было бы с... например, с Цвейгом, если бы он не бежал. Или с Артуром Шницлером, если бы он не умер раньше. С Максом Рейнхардтом, если бы он вовремя не понял, чем ему грозит будущее. Или... или с Малером, доживи он до этого времени.
– Цвейг?.. Кафка? Малер?..


Артур Шницлер   - австрийский писатель, драматург. Его пьесы в свое время ставили  Мейерхольд и Таиров. Когда весной 1933 года по всей Германии началось массовое сожжение книг, книги Шницлера также попали на костер.
Гуго фон Гофмансталь — известный австрийский писатель, поэт, драматург еврейского происхождения
Австрийский режиссер, актер и театральный деятель, до прихода к власти нацистов много лет возглавлял Немецкий театр в Берлине. Вошел в историю сценического искусства как новатор театральной техники.


Продолжение следует…