Тяжело в учении...

Когда мне исполнилось семь лет, родители отправили меня на Черное море, в советский пионерский лагерь «Спутник». Лагерь принадлежал Большому Театру.

«Там хорошо! — уверял папа, — ты научишься плавать, будешь купаться, загорать,станешь здоровой и сильной!»

«Вы с мамой поедете со мной?» — насторожилась я.

«Ну что ты, — рассмеялся папа, — нам нужно столько сделать для тебя! Мы тебя будем ждать в Москве, купим тебе школьную форму, ранец, книжки! А ты будешь в это время на море. Нет ничего прекрасней моря!»

«И я увижу там китов?» — не очень желая куда-то уезжать из дома, я заглядывала папе в глаза.

«А как же! — папа как будто даже обижался, что я смею сомневаться в своем счастье, — и китов увидишь, и дельфинов, и пальмы, и настоящих капитанов кораблей!»

***

По прибытии в Анапу начался кошмар. Он длился полтора месяца.

Я очень скучала по дому, то и дело обгорала на солнце и постоянно плакала. Чем вызывала дикое раздражение пионервожатых и старших ребят из отряда. Слезы текли из меня во время завтрака — в манную кашу, во время плавания — в море, и даже во сне — в подушку.

«Я жыву харашо, — выводила я огромными печальными каракулями в очередном письме домой, — тут летают пчелы и очень жарко. Косы мне заплетают вожатые Нина Семеновна и Галя. Я дружу с Олей. Павлик на меня обзываеца „жиртрестом“. Мы купаемся. Но я еще не плаваю. Нам показывают кино. А еще я все время плачу. Цылую вас, мои дорогие и жылаю вам щастья.Ваша дочка Жана.»

Эти письма, залитые своими и мамиными слезами, я перечитываю иногда, и всякий раз сердце мое сжимается от невыносимого детского горя.

***

Но ребячья психика очень пластична.

Постепенно я привыкла к обстановке и перестала докучать всем своим нытьем. И однажды даже вызвалась спеть на отрядной вечеринке песню о дружбе народов — про «белых, и черных, и желтых ребят». С тех пор туда, где надо было петь — на всяческие конкурсы и смотры- выдвигали именно меня.

Вожатая Нина Семеновна научила меня выстраивать «второй голос», и я с удовольствием выводила со сцены: «Гуси прилетели. Возле моря сели. Искупаться в море синем гуси захотели.»

А рядом со мной стояла длиннокосая и длинноногая Оля Бухарам, победительница лагерного конкурса красоты, и тоненько пела верхнюю терцию. Нас долго не отпускали со сцены. Пришлось петь про гусей на «бис».

***

Через неделю-две я уже знала огромное количество песен. Тогда в лагерях были в моде песни о Ленине и о пионерах-героях, замученных фашистами.

«Долго Витя им СУПРОТИВЛЯ-А-А-ЛСЯ!» — с чувством голосила я на очередном концерте, заламывая руки и одним глазом наблюдая за залом, — «Он бранил захватчиков, руга-ал! Но внезапно голос оборвался,… и убит был! …Витя! …Наповал!!!» И, после паузы — тихо-тихо, грустно-грустно: «Голуби… мои вы милые… улетайте в солнечную вы-ы-ы-сь… Голуби… вы сизокрылые… над могилой… Вити… пронеслись…»

В глазах ребят-зрителей стояли отчаяние и слезы, и сердце мое колотилось от гордости. Мне хлопали изо всех сил. Я ощущала себя великой артисткой. Мне хотелось прыгать от счастья.Но я понимала, что великие артисты не не прыгают, а ведут себя по-царски: я сдержанно кланялась, прижимая руки к груди. Так делала в телевизоре Людмила Зыкина.

***

Но однажды , во время прощального «Огонька», на сцену выпорхнули две босые загорелые девочки — близняшки.

Зазвучала магнитофонная музыка, и девочки, красиво взмахивая газовыми шарфами, стали потрясающе танцевать, высоко и плавно вскидывая смуглые руки и ноги.

Когда девочки остановились и все подумали, что их выступление закончено, они вдруг подошли к микрофону и запели. Песня была на иностранном языке. Слова звучали звонко и незнакомо , этот чужой язык показался мне гораздо красивее родного русского.

На магнитофонной записи звенели колокольчики, нежно вторя скрипкам и мандолинам. Я просто обомлела. Вот это — музыка. Вот это — голоса. «Настоящие певицы!» — восхищались талантливыми сестренками вожатые,пионеры и повара. «Я тоже буду настоящей певицей,» — мучилась я детской завистью.

Сестренок тех звали Маша и Аня. Их папа, Евгений Кибкало, был известным оперным певцом, заслуженным артистом СССР, солистом Большого Театра. Его дочки были очень талантливы, но артистками не стали.

А я, представьте себе, стала.

И ту волшебную песню выучила наизусть и потом пела везде, где только могла: на московском конкурсе школьников на Ленинских горах в 75-м, в Кандагаре, Кабуле и Шиндандте в составе концертной бригады советских артистов в 82-м, на гастролях в Тель-Авиве в 91-м и в чикагском концертном зале «Миллениум» в 96-м. Она называется «Санта Лючия», моя любимая песня из детства.