Маечка

Жил-был на свете Полиэтиленовый Пакет. Он был бел и тонок, поэтому по имени-отчеству никто его не называл. Порой ограничивались фамильярным «Пакет», некоторые дразнили Кульком, но больше всего на свете он не любил презрительного и въедливого прозвища «Маечка». Однако к нему настолько прочно приклеилась эта кличка, что Полиэтиленовый Пакет с ним уже успел свыкнуться.

Маечка жил на кухне в углу вместе с другими пакетами. Среди компании особо выделялся большой вместительный пакет с алой розой на боку - еще практически новый, но уже достаточно помятый. Маечка про себя окрестил его Рóзницей. Хотя он и не знал значения этого слова (он слышал его, когда лежал еще совсем новым, живя в рулоне на прилавке магазина), но оно, как нельзя кстати, шло этому помятому франту. Там же обитала Старая Авоська и несколько грязных пакетов, в которых хранилась не то свекла, не то картошка. Сейчас в них ничего, кроме комьев грязи и обрывков ботвы не было, но они считали, что представляют наибольшую в хозяйстве ценность, поскольку их до сих пор не выбросили. Именно за эту ботву Маечка прозвал оборванцев Ботвиниками. Он по своему мстил за то, что эти неотесанные люмпены часто задирались и дразнили его, стараясь всячески оскорбить.


Был выходной день, поэтому работы у Маечки не было. Он лежал в углу и мечтал. В его полиэтиленовых мозгах носились обрывки мыслей, невнятные образы и смутные воспоминания из детства, хотя какое может быть детство у белого тонкого синтетического мешка.

От размышлений Маечку отвлек разговор Старой Авоськи и Пакета-с-Розой:

– Эх, - вздыхал Розница – Как изменчивы женщины… Сегодня она пошла на День Рождения. Я такой красивый, яркий, нарядный, а она… А она положила подарок в этого плешивого ковбоя и ушла с ним!

Он имел в виду новенький пакет, на котором белозубой улыбкой сиял ковбой в надвинутой на глаза шляпе и огромной надписью «Marlboro» под ним, купленный как раз по случаю Дня Рождения.

– Какая несправедливость – отвечала Старая Авоська. Совсем другие времена настали… Раньше, помню, каждый Пакет ценился на вес золота. Его холили и лелеяли, и даже стирали с мылом, если, не приведи Господь, случалось запачкать. Вот это было время! Тогда еще куры по 2-50 были и колбаса по 2-20. А какие очереди приходилось выстаивать…

– Вот и я о том же, а сейчас пока ты красив и богат, ты еще нужен, но стоит слегка поистереться, так тебя, в крайнем случае только за хлебом возьмут. А уж коли не посчастливится порваться, так вообще выкинут и забудут.

– Ну, уж нас-то точно не выкинут! – послышался хриплый голос. В нас всегда будет, что положить. Мы при любых хозяевах найдем себе работу. Пусть хоть навоз в нас кладут, но выкинуть – никогда! Именно поэтому мы бессмертны. А еще мы самые сильные! Гляди, на мне даже штамп стоит «25 кг». А знаешь что это такое? Эй, ты – тип розовый! Я тебе говорю! Это значит, что в меня можно пуд картошки положить и я выдержу. А ты, слабак, надорвешься.

– Нашел, чем гордиться, рванина! Годишься только для дерьма. А я вообще ученый! Во мне хозяин книги в школу носил!

– Полно-те вам, молодежь, бахвалиться! Сила есть – ума не надо! Толку с вашей силы, коли ни красоты, ни интеллекта. Так – мешки для мусора! А ты… Нашел чем похваляться… «Книги носил»… Букварь и пару прописей. Он же еще маленький. Только в первый класс пошел. Ученый…

И Старая Авоська с укоризной посмотрела на разошедшуюся братию.

– А мне бы полететь…– тихо сказал Маечка.

Вообще-то, он не любил болтать попусту и предпочитал молча лежать в углу и мечтать. Но бурные дебаты не оставили Маечку равнодушным. Ему захотелось поделиться с соседями своей самой сокровенной мечтой.

– Ха-ха-ха! – захохотали Ботвиники – Ну и умора! Летать ему захотелось! Ишь, авиатор выискался! А на Луну слетать не хочешь? Ты же никто, ничто и вообще, годишься только на заворачивание бутерброда! Ты же слабак! По швам лопнешь, Маечка! Пупок развяжется! Сиди лучше в своем углу и молчи в тряпочку. Летчик…

– Не видать тебе неба… – вздохнул Розница. Куда тебе… Для того, чтобы полететь, надо, чтобы ты был «Дипломатом» или ярким желтым пакетом с надписью «Авиапочта», ну, или на худой конец, чтобы ты был немного побольше, покрасивее, и чтобы на тебе было написано «AEROFLOT. Moscow Duty-Free». А ты взгляни на себя в зеркало. Маленький, худой и бледный, как смерть… Разве таких берут в авиацию! Эх, будь я немного поновее да побогаче, обязательно слетал бы куда-нибудь на Гавайи. Говорят, там такие красивые Пляжные сумочки…

– Действительно, не судьба… Родись ты в мое время, может и был бы шанс полетать. Тогда и жизнь была проще, и возможностей побольше. А сейчас – никаких шансов. Без связей да без денег никуда ты не полетишь… Так всю жизнь и будешь себя мечтами тешить.

Маечка почувствовал, как сердце его сжалось в комок. Да и какое может быть сердце у белого и тонкого синтетического мешка… На глаза навернулись слезы. Казалось, он стал еще тоньше и белее. Съежившись от обиды, Маечка вжался в угол и заплакал.

– Я полечу… Полечу… Полечу… – шептал Маечка сквозь душившие его слезы.

…

– Мам! Я змея делаю! Можно мне взять какой-нибудь ненужный пакет?

– Конечно, сынок… Там, в углу посмотри.

…

Сквозь мутную пелену слез Маечка ощутил внезапную боль. Острый нож вспорол его по швам. Его тошнило и буквально выворачивало наизнанку. «Это – конец…» - пронеслось в голове у Маечки, и мир погас. Его разбудил радостный звонкий крик: «Летит!»

Распоротый и распятый на деревянных, связанных наподобии креста рейках, привязанный к земле лишь тоненькой нитью, парил Маечка над городом. Крыши домов и деревья казались ему такими крохотными, почти игрушечными… Солнце уже садилось, и громады многоэтажек бросали на землю длинные тени. Где-то внизу, за кухонной дверью в пыли и паутине остались Старая Авоська и Розница, и братья Ботвиники. Маечка уже не сердился на них и простил былые обиды и укоры. Он летел над городом, наполненный ветром и счастьем, и заходящее солнце ласкало его в своих золотистых лучах…

2005