У последнего фонаря

У Зденека было странное хобби. Даже не хобби, а почти невроз. Он обожал бесцельно слоняться по городу. Проходил через весь квартал до последнего фонаря и там, где улица упиралась в обрыв, поворачивал налево. Шел мимо старой булочной, вдоль голых магазинных витрин, мимо аптеки и подслеповатых корпусов студенческого общежития, мимо кинотеатра — и дальше вниз, под эстакаду, и поднимаясь по тонким капиллярам переулков, делал полный круг.

Привычка гулять появилась у него в тринадцать лет, в тот день, когда из семьи ушел отец. Куда и зачем — Зденек так и не понял. На его вопрос мать всегда отвечала шепотом, низко склонив лицо: «Он полюбил другую женщину, сынок. Любовь его заставила».

Всю жизнь Зденек ненавидел это слово. Любовь казалась ему злым колдовством, адскими чарами, отбирающими свободу воли. Она виделась ему Молохом с человеческой кровью на губах. Он и женился не по любви, не желая поклоняться хищному божеству.

Ходили слухи о смерти отца, но для Зденека тот оставался живым и виноватым. Это с ним, беглецом, он вел бесконечный мысленный диалог во время своих долгих прогулок. Убеждал, спорил, доказывал... Как будто это имело какой-то смысл. Как будто могло изменить хоть что-то из того, что случилось десятилетие тому назад.

Однажды туманным вечером он брел по пояс в лунном молоке, не видя собственных ног и не различая шагов по брусчатке. У поворота Зденек остановился и, запрокинув голову, прищурился на яркое окно. Не то чтобы он не знал, куда идти. Он мог передвигаться по городу с закрытыми глазами. Но в представшей его взгляду картине ощущалось что-то неправильное. Нечто до жути непривычное, как сон, от которого не можешь очнуться.

Пахло туманом и речной водой. Чугунный фонарь бросал наискосок зеленоватый свет. А в окне маячила большая, в человеческий рост, кукла с кошачьей головой. Странная кукла. То ли животное, то ли девица. Трогательная шейка белела в разрезе платья, оплетенная ниткой стеклянных бус. Гибкие руки заломлены в жесте не то отчаяния, не то любовного томления. И такая нега, такая чувственность сквозили во всем ее облике, что у Зденека вырвался невольный вздох.

«Хорошо сработана, - хмыкнул он. - Фигуристая. Если бы не кошачья морда, была бы красавицей».

Точно под наркозом, он прошагал до аптеки... до общежития... Кукла не шла из головы.

«И где такие делают? Наверное, на заказ», - размышлял Зденек и сам не заметил, что уже идет в обратную сторону. Ищет взглядом освещенное окно. И кажется ему, что город то ли вымер, то ли уснул. Дома громоздятся темные и пустые. Только один светлый квадрат парит над улицей, над туманом. А вот и она — кошка в окошке. Чуть наклонилась вперед, уперев руки в бока, в тюлевую шторку завернулась, точно в фату. Стоит кошка-девица, нарядная, в подвенечном платье, усмехаясь в серебряные усы.

«Да она живая!» - испугался Зденек. «Нет, - возразил он себе, - у нее, вероятно, шарниры в суставах. Или это другая кукла... Ну, не может она быть живой!»

«Или может?»



В какой-то момент восприятие переключилось, и он, действительно, увидел прелестную девушку в меховом капюшоне. Блестели зеленой эмалью плоские глаза, а Зденеку чудилось, что красавица смотрит на него с нежной улыбкой и румянец полыхает на ее фарфоровых щеках, как рябина на снегу.

Немного стыдясь, он помахал рукой. Девушка в окне потупилась, опустила ресницы и точно отвернулась слегка... но тут наваждение схлынуло, так же внезапно, как и накатило. И снова перед Зденеком кукла, искусно выполненная, но бездушная. Окончательно смутившись, он повернулся и почти бегом припустил домой.

Жена сидела над пустой тарелкой и разгадывала кроссворд. Она поужинала в одиночестве. Зденеку не хотелось есть. Он опустился на стул рядом с супругой и попытался ее разговорить.

- Не знаешь, кто живет в конце улицы?

- Какой улицы?

- Нашей.

- На нашей улице живет куча народу, - заметила жена.

- В самом конце, у последнего фонаря, - пояснил Зденек.

Он, как мог, описал дом, который и не разглядел толком в темноте.

- И что там? - равнодушно поинтересовалась жена.

- Я спросил, кто там живет?

- Понятия не имею.

«Вот и побеседовали, - горько усмехнулся Зденек. - И каждый раз так».

Надо ли говорить, что на следующий вечер он отправился гулять по тому же маршруту, в предвкушении... Зденек и сам не понимал чего. Свидания? Встречи? Но это же глупо. Тайна — вот что влекло его. Если нужно чем-то занять ум, то уж лучше интересная загадка, чем сожаления, страхи, нерешенные проблемы. Под натиском «кошки-в-окошке» таял ненавистный призрак отца. Отступали тошнота и подспудное отвращение к жизни.

Зденек шел и радовался, просто так, без всякой причины. Гаснущему солнцу, ветру, случайным прохожим... Хилые городские деревья купались в червонном золоте. В блескучих окнах плыли оранжевые облака. Вечер обещал быть ясным и тихим. Но опускались чернильные сумерки, мягким крылом накрывая город. Как звезды сквозь тучи, проступали сквозь темноту зеленые фонари, и снова наплывал туман, дымкой поднимаясь от нагретой за день мостовой. Таяли углы и контуры. Смолкали растворенные туманом шаги.

И, как повторяется из ночи в ночь один и тот же сон, так повторилось его странное видение. Дом у поворота с единственным светлым окном, а в нем — кошка-девица в лучистом ореоле. В одной руке она держала карманное зеркальце. Другой — небрежно опиралась на подоконник.

«Красивая, красивая...» - заулыбался Зденек.

Как же девушки любят кокетничать перед зеркалом! Знает ведь, что прекрасна — глаз не отвести!

«Да что это я? - оборвал он себя. - А что я?»

Он стоял и смотрел — сквозь прищур, сквозь туманный морок, и чем дольше смотрел, тем одухотвореннее, тем живее становилась заоконная кукла. В ее статичной позе Зденеку мерещилась капризная изменчивость. Она дышала — медленно и глубоко. Веки чуть заметно трепетали, а под синей материей платья билось настоящее сердце.

Она была живее, чем его коллеги, знакомые, соседи, жена. Да что жена? Игрушка с севшими батарейками. С утра до ночи одни и те же унылые слова и жесты. Как сравнить ее с этой чувственной, непритворной красотой? У Зденека кружилась голова и струились перед глазами текучие образы. Иногда через них пробивалась страшноватая реальность — мохнатая щечка, длинные вибриссы... но тотчас же тонула в сладкой патоке иллюзий.

Сколько времени так прошло — минут, часов или целая жизнь? В итоге Зденек понял — все прежнее было ошибкой. Его брак, неприветливый дом, где от стены к стене гуляли сквозняки, скучная женщина в постели. Сейчас или никогда он может отворить заветную дверцу, за которой притаилось чудо. Самая малость, осознал Зденек, отделяла его от счастья — несколько шагов и пара ступенек вверх.

«Что я ей скажу?» - думал он, открывая калитку и пересекая темный двор. Луна и фонарь остались в иной вселенной. Крыльцо освещала грязно-желтая лампочка, забранная в решетчатый абажур, на лестнице и вовсе царил сизый мрак.

«Скажу, что заблудился. Попрошу объяснить дорогу, ну, например, к реке... (Зачем тебе река, идиот, посреди ночи? Топиться, что ли?). К аптеке. Ну конечно, к ночной аптеке, купить лекарство. Да это все неважно. Главное, встретиться лицом к лицу, говорить с ней...».

Чем выше поднимался Зденек, тем сильнее колотилось сердце, и что-то неприятное зарождалось внизу живота, холодное, как проглоченная рыба. Только схватившись за дверную ручку, Зденек догадался, что это страх.

«... понять, что она такое».

В какую-то ничтожную долю мгновения, пока опускалась ручка, он увидел вожделенную красавицу в ее истинном обличии — куклой в освещенном окне. Слишком поздно. Шагнув по инерции в комнату, он застыл на пороге, потрясенный.-

- Папа, ты? Что ты здесь де... - только и успел произнести Зденек, когда тяжелая дверь захлопнулась за его спиной, а что случилось с ним дальше, мы никогда не узнаем.-

Потому что домой Зденек не вернулся — ни в тот день, ни на следующий, ни через месяц, ни через год. Его, конечно, искали, но безуспешно. Человек точно сквозь землю провалился.

- Он спрашивал про какой-то дом, - рыдала в полиции жена, - в наш последний вечер. Дом у последнего фонаря на улице Майринка. Я еще удивилась, с какой стати? Проверьте, пожалуйста, может, он туда пошел? Не знаю, зачем ему этот дом сдался? Может, там маньяк какой-нибудь живет, мало ли что?

Полицейские качали головами. У бедной женщины от горя совсем отшибло ум. Все знают, что у последнего фонаря на улице Густава Майринка нет никакого дома. Раньше там находилась заброшенная типография, но ее уже года три как снесли.