Дед

Когда я пришла жить в семью мужа, его деду было далеко за восемьдесят. Маленький, юркий и совершенно лысый, с сильным еврейским акцентом, дед обладал ярко выраженным «инстинктом хомячка»: под кроватью у него всегда рядом  с баночками с едой лежали фрукты и узелки с сахаром, солью и крупами. Он не был ни на одной из войн, прошедших за его длинную жизнь, но видимо, помнил голодные годы, поэтому делал запасы. Бесполезно было убеждать его, что мы живём в другое время – что-то поменялось и нарушилось у него в памяти давно и навсегда.

Жил дед со старшей дочерью, но раз в неделю, часов в пять утра, звонил младшей и говорил , что уже пятнадцать лет не ел мяса и хотел бы с ней попрощаться. Через два-три часа дочь приносила мясо. Аккуратно расфасовав по баночкам ещё тёплое жаркое, дед отправлял его туда же – под кровать. Жил он своей тайной охотничьей жизнью и выходил обычно на промысел по ночам. Ко мне он относился доверительно, позволяя даже иногда выбрасывать испорченную еду. Баночки выбрасывать не давал – тщательно мыл и, собрав штук пятнадцать, дарил внукам на день рождения. Дед был экономен и недоверчив.

В одной комнате с ним спала тётя Поля. Она вела в доме хозяйство и присматривала за маленьким Бениным братом. Характер у неё был довольно склочный. Русская женщина из деревни, Поля ненавидела деда так сильно, что полностью переняла его еврейский акцент. На мой взгляд, эта ненависть была уже сродни любви. Каждую ночь дед охотился за едой, а Поля – за дедом. Терпеливо дождавшись, когда он рукой вытащит из супа курицу, она злорадно кричала: «Натан Маркович, что ви делаете?». На что дед с тем же непередаваемым акцентом логично отвечал: «Что это ви так кричите, я что - заражЁнный? Если я заражЁнный, так викиньте меня через балкон!».

Дед Нута умер в девяносто восемь лет. Вскоре за ним ушла и Поля.

Но иногда я вижу, как, раскачиваясь на стуле, он говорит нараспев: «Голод! Наступает голод! Наступает голод!» - и хитро косится на окружающих в ожидании реакции...  

ОКОНЧАНИЕ ЗДЕСЬ