Мама, просто мама...

Примерно четверть века назад я лет 6 возглавлял Азербайджанский Совет ВОИР – республиканскую организацию Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов. Те, кто так или иначе был связан с техническими новшествами и вообще техникой, помнят, чем занималась эта контора. А для остальных это вряд ли будет интересно. Но чисто человеческие истории, участником или свидетелем которых я был, могут оказаться интересными для многих. Расскажу одну из них...

…В апреле 1988 года из ЦК партии мне переслали для реагирования письмо изобретателя N, который жаловался на бездушие работников местных Академии Наук, Госплана, Госснаба, ВОИР и НТО и даже московских ГКНТ и Госкомизобретений, которые годами «зажимают» его гениальное изобретение – «Преобразователь молекулярных свойств жидкостей». В письме автор описывал свое многолетнее «хождение по мукам», рассказывал, какую технологическую революцию его новшество может произвести практически в любой отрасли промышленности, в которой используются или производятся жидкости различного назначения.

Поскольку в ЦК партии работали, в основном, неспециалисты, вернее, специалисты в совершенно другой области общественной жизни, а проще говоря – партократы, напуганные новыми, горбачевскими веяниями под лозунгом «Быть ближе к нуждам рядового гражданина», любая жалоба воспринималась как сигнал о неблагополучии и требовала немедленного реагирования. При этом в партийных органах становилось модным apriori считать неправыми скорее организацию, чем гражданина – даже если он требовал дать ему квартиру на дне моря или заявлял о своем инопланетном происхождении… Сейчас, конечно, ничего такого нет – перед лицом даже обычного ЖЭКа гражданин – полное чмо и беззащитная тварь, поскольку круговая порука у чиновников окончательно победила практически все гражданские права...

Долгое введение получилось, ну да ладно… Поскольку письмо было длинное, корявое по смыслу и графически, понять, что же за чудо изобрел наш «Эдисон» было невозможно. Обычно с такими письмами работали так: по телефону или адресу, указанным в письме, устанавливалась связь с заявителем, он приглашался в офис, где его сначала выслушивал наш работник, и, в случае необходимости, к работе привлекались эксперты в соответствующей области знаний. Я пригласил к себе одного из заместителей, передал ему письмо, тот переправил его еще ниже – инструктору. Через день заместитель сообщил мне, что связь с «Эдисоном» установлена, но есть одна проблема– он инвалид и приехать в наш офис не может, поэтому он направит инструктора к нему на дом.

Жил заявитель на тогдашней улице 26 бакинских комиссаров – совсем недалеко от моего дома. Руководитель я был молодой, демократичный, связь с массами не терял, поэтому решил навестить изобретателя самолично, ближе к концу работы. С ним созвонились и предупредили, что в 17.00 к нему приедет Самый Главный по изобретениям в Азербайджане (как это мне потом сказали).

(Что?.. Слишком много меня в повествовании? Это временно, надо же плавно подойти к сюжету, который вовсе даже не про меня, так что не ворчите!..)

К пяти часам я, купив около нашего дома недорогой торт «Сказка» (был такой стандартный советский торт в прямоугольной (?)  коробке), позвонил в дверь на первом этаже одного из домов старой постройки. Дверь мне открыла седая женщина среднего роста. Она была одета в явно не домашнее платье – на груди у нее была старомодная брошка, само платье было тщательно выглажено. Она церемонно поприветствовала меня, не дала снять туфли, попеняла за принесенный торт и пригласила в комнату…

Я вошел в довольно большую и светлую комнату. В инвалидной коляске сидело… Солнышко! Мужчина лет 35-ти смущенно улыбался и просил меня извинить его за беспокойство. Какие у него были глаза!.. Они лучились таким детским светом, такой добротой и беспомощностью! А какая у него была улыбка!.. Он пригласил меня сесть в кресло рядом с ним, мама его метнулась на кухню – наливать нам чай. Комната была заставлена книжными полками, старинными бамбуковыми этажерками, фикусами и геранью. Одна из этажерок и столик перед ней были заставлены всякими колбами-ретортами, на столе стоял трансформатор ЛАТР, знакомый мне еще по школе. Между колбами вились тонкие прозрачные шланги, которые пучком сходились у старого телевизорного трансформатора, переделанного в электромагнит. Шланги были примотаны к магниту лейкопластырем (скотча в СССР еще не было…)

Мать принесла в комнату два стакана чая и нарезанный торт в тарелочках. Я приготовился слушать. Вот что поведал мне «Эдисон»: он изобрел устройство для получения из водопроводной воды… французских духов! Оно работало так – в верхний бачок заливалась вода, оттуда она самотеком спускалась по шлангу к электромагниту, потом уходила в пустую реторту с резиновой пробкой, потом перетекала в колбу с песком, и на выходе капала в приемный сосуд... Словом, бред! Но как во время рассказа светились глаза изобретателя! Далее он пояснил, что марка духов на выходе зависит от напряжения, подаваемого на электромагнит и температуры песка в колбе. То есть, если он подает на магнит 40 вольт – получаются «Climat», если 60 – «Magie Noir», если 100 – «Turbulence»... Он даже дал мне понюхать «Climat» - они пахли, само собой, просто водой. Мне уже все было понятно! Я продолжал кивать головой, якобы заинтересованно расспрашивал о том, как рассчитывается длина и сечение трубок, а сам думал, что же я отвечу на его письмо – ужасно не хотелось травмировать такого хорошего парня, да еще инвалида, да еще с такой трепетной мамой, которая с доброй и наивной улыбкой смотрела то на меня, то на сына... Он сыпал терминами, начиная с индукционного взаимодействия и закона Пуазейля до закона Стокса и квантового перехода. Мама восхищенно слушала сына и периодически заглядывала мне в глаза, ища подтверждения его гениальности. Я делал пометки в блокноте, уточнял параметры установки, словом, изображал понимающего и заинтересованного слушателя…

В голове моей крутилась всего одна мысль: «Как быть?..» Я даже пожалел, что не прислал к ним кого-нибудь другого. Минут через пятнадцать, сказав, что мне уже все понятно, и теперь мы подумаем, как помочь ему запатентовать и внедрить его изобретение, я начал собираться – пора было «рвать когти». Я попрощался с N, встал, и в сопровождении его мамы направился к двери. Мама открыла дверь, громко (видимо, чтобы сын слышал) поблагодарила меня, пропустила вперед. Я вышел. А она, вместо того чтобы закрыть за мной дверь, вышла следом в подъезд. Прикрыла дверь. Перестала улыбаться. И потом сказала такое, что у меня на несколько секунд остановилось сердце:

– Вы думаете, я не понимаю, что все это – бред? Я сама – инженер-технолог. Просто, я не могу травмировать своего единственного ребенка, да еще инвалида с детства – у него с 14 лет рассеянный склероз. Он так верит, что сделал гениальное изобретение!.. Это так поддерживает его! Многие его письма я даже не относила на почту – прятала дома. Это письмо он, видимо, передал через соседа, который иногда навещает его – я упустила. Помогите, придумайте что-нибудь!.. Или хотя бы не говорите ему, что все это – бред. Простите нас…

Я не находил слов и тупо переминался с ноги на ногу. К мучительной мысли о необходимости как-то выбраться из ситуации с очередным «вечным двигателем» добавилось что-то очень большое, наверное, даже великое – восторг и преклонение перед силой материнской любви. Это был тот самый настоящий Храм!..

Я пожал женщине руку, пообещал что-нибудь обязательно придумать и на ватных ногах вышел из подъезда…

В ЦК я так и не ответил. Да им в 88-м уже и не до этого было… Что мы потом придумали для того, чтобы заволокитить это обращение, не отнимая у N уверенности в собственной незаурядности, как мы мягко переориентировали его на творческий поиск других технических новинок – вне темы моего рассказа. Сами понимаете, что тема эта – материнская любовь, которая способна называть белое черным, горячее – холодным. Трагичное – нормальным. Страдать без надежды на спасение. Мириться с этим и жить, жить… Жить…