Здравствуй и прощай окончание

Он понимал, что долго это продолжаться не может, что женщина, которая была теперь рядом с ним, никогда не примирится со своим «подвешенным» состоянием, что он рано или поздно будет оставлен и что ему будет трудно справиться с этой потерей. И все же мысль о женитьбе была для него тяжела, картины семейного быта, которые он видел в домах своих коллег, вызывали у него страх; мысль о том, чтобы самому окунуться в такую жизнь, приводила его в отчаяние.
Как-то раз, когда они с Ларой, утомленные состоявшимся сексом, лежали рядом, каждый отдавшись своим мыслям, она вдруг, как бы размышляя вслух, спросила: «Интересно, если у нас родится ребенок, на кого он будет похож – на тебя или на меня? Или на обоих?.. Или он вообще будет краснокожим, как предки моей матери? Как ты думаешь?» – и, обернувшись к нему и приподнявшись на локте, посмотрела ему в глаза.

Он почувствовал, как побледнел. Она, смотря на него с откровенной усмешкой, сказала: «Не волнуйся, мой дорогой. Он не родится», встала, медленно оделась, и уже у двери, полуобернувшись, как бы продолжила: «Какой же ты все-таки одинокий. Мне тебя часто бывает жаль. И себя тоже».

Через три месяца она, защитившись, уехала в Штаты. Год спустя он узнал из ее письма, что она вышла замуж и родила дочь. В письме была и фотография: она с дочерью на руках; на обороте надпись: «В память о наших встречах». Тогда он впервые почувствовал, что в его жизни что-то надломилось, и прошло немало времени, прежде чем он справился с этим
ощущением, убедив себя, что семейная жизнь с Ларой все равно кончилась бы крахом, что она не отвечает тому идеалу, который он в своем воображении создал, и что он, может быть, не выдержал бы ее вулканического темперамента, проявлявшегося во всем, чего бы она ни касалась...
Сейчас он с грустью думал, что встреченная им женщина вряд ли согласится на то, чтобы он как-то, пусть и сначала только от встречи к встрече, вошел в ее жизнь, в которой, судя по тону, каким она говорила по телефону с сыном, она была счастлива. И уж совсем невероятно то, что она согласится разделить с ним свою судьбу.
Все, что ему еще так недавно казалось настолько важным, что над этим не стоило и задумываться, внезапно потускнело, поблекло, съежилось. Ему вдруг вспомнились слова из письма Лары, написанного через несколько лет после их расставания: «Ты одинок как степной волк. Или как человек, рожденный в скорлупе. Может быть, потому ты так не боишься одиночества. Но не дай Бог тебе однажды ощутить, что этой скорлупы вокруг тебя нет, что кто-то разбил ее – пусть даже этим кто-то будешь ты сам». Воспоминание ударило ему в сердце, у него застучало в висках, заныло в груди.
Зазвонил телефон. В этот момент она вошла в купе. Взглянув на дисплей, нажала на отбой разговора. Потом, пристально посмотрев на него, обеспокоенно спросила:



– Что с вами? Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет, нет, это у меня бывает, когда очень устану. – Он усмехнулся, усмешка вышла горькой, кривой.
– Может быть, вам надо лечь? Я подыму подлокотники, и вы можете...
– Нет, спасибо, это сейчас пройдет. – Боль в груди чуть утихла, но появилась боль в левой руке; рука как будто онемела. – Нет, в самом деле, мне лучше. Если вы не против, продолжим разговор, который мы начали в ресторане перед тем, как уйти.
– Боюсь, что времени на это у нас не осталось. В Вюрцбурге мне выходить.
– В Вюрцбурге?.. – у него упал голос.

– Да. И мы уже приближаемся, будем там через... – она посмотрела на расписание, – двенадцать минут, так что мне уже нужно собираться.
Она уложила телефон и книгу в сумочку, сняла с вешалки плащ, поставила чемодан у двери, положила на него плащ и села на свое место у столика.
Он молча следил за ее движениями, но когда она села, он сказал:
– Можно мне проводить вас? Да, я еду дальше, в Мюнхен. Но у меня достаточно времени, чтобы поехать следующим поездом. Мы можем выйти в Вюрцбурге. Я там часто бываю, там есть несколько очень хороших ресторанов. Мы бы продолжили наш разговор, а потом...
– Спасибо. Нет. Не обижайтесь. Меня будут встречать... Сын и его жена. И для них было бы очень странно увидеть меня... Вы понимаете. Но даже если бы это не было так. Вы ведь совсем не знаете меня, я не знаю вас. Мы оба не очень молоды... Да, мы уже не так молоды, чтобы отдаться первой случайной встрече. Пусть эта встреча даже принесла нам радость. Пусть даже эта радость была неожиданно большой. Но – дальше?.. Идти дальше по дороге, которая есть только... только в нашем воображении? Что если на этой дороге нас ожидает разочарование, горькое разочарование – что тогда? Кто знает, что случилось бы, если не остановиться сейчас, не сказать себе: «Стоп. Дальше – нет!..»  

– А теперь нам надо прощаться. Поезд скоро подойдет к станции... Спасибо, чемодан я понесу сама... Нет, провожать меня к выходу не надо. Давайте попрощаемся здесь. – Она встала и протянула ему руку.
Он встал, пожал ее руку, задержал в своей и вдруг, повинуясь безотчетному порыву, обнял ее, прижал к себе и стал целовать ее волосы, глаза, лоб. Она мягко отстранилась и тихо сказала:   
– Не надо, мой дорогой. Не надо, – повторила она еще тише. – Пожалуйста. Мне, может быть, тоже... непросто. Да, мне давно не было так свободно, так легко. И да, на какой-то момент пришло это ощущение – что я… счастлива. Что человек, с которым я так неожиданно встретилась, оказался мне... близким, может быть очень близким. Но все равно – не надо. Спасибо Вам за все, за день, что мы провели вместе. А сейчас...
– Я... прошу вас, – он едва узнал свой голос, – я вас очень прошу: не уходите из моей жизни. Это звучит по-мальчишески, но – я не смогу без вас, без того, чтобы видеться с вами, моя жизнь, которая мне казалась – или была – устоявшейся, она станет без вас... пустой. Поверьте, я никогда ни одному человеку до вас такого не говорил. Если бы я услышал то, что сейчас говорю, еще день тому назад, я бы иронически усмехнулся, назвал бы все это парадом тривиальностей. Но сейчас у меня нет других слов.
Все время, пока он говорил, она молчала, опустив голову. Потом она подняла на него взгляд. В глазах у нее стояли слезы.
– Видите, – она улыбнулась, – у нас еще ничего не началось, а вы уже довели меня до слез. Что же будет дальше?..  –  Она достала из сумочки платок, прикоснулась к глазам, положила платок обратно. – Дайте мне вашу визитную карточку, я вам позвоню... Я обещаю. Еще раз – спасибо за все.

…Он стоял и смотрел на нее, как она идет по коридору.
Потом он подошел к окну и увидел ее стоящей рядом с высокого роста мужчиной и молодой женщиной, держащей мужчину под руку. Потом все трое прошли, о чем-то разговаривая, к выходу в город. Они уже пропали из виду, а он все стоял у окна, не в силах двинуться – стоял и тогда, когда поезд тронулся и сквозь пелену начавшегося дождя стали уже еле видны контуры исчезающего из поля зрения здания вокзала. Наконец он отошел от окна, вошел в купе и сел. Тупая боль в груди и под левой лопаткой, отпустившая его на время, пришла вновь. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.
Еще несколько дней назад ему удавалось, полежав минуту-другую, снять боль, сейчас же она не проходила. Чтобы унять ее, он стал думать о встреченной им женщине, о том, как она позвонит ему, как они встретятся, и станут встречаться, и его жизнь обретет тот смысл, без которого он уже не сможет жить дальше. Он пытался представить себе картины их встреч, их совместной жизни, но боль была рядом, она мешала сосредоточиться, он отгонял ее, но она не уходила, сдавливая ему горло, мешая дышать. В какой-то момент он почувствовал, как его охватывает сон, и обрадовался этому.

Сквозь сон он услышал звон своего мобильника, мгновенно проснулся и рывком потянул к себе портфель с телефоном.
Страшная боль в груди отбросила его к креслу. В голове что-то сверкнуло, и последнее, что пронеслось в его сознании, был столик в вагоне-ресторане, колесница птиц на ослепительно-голубом небе – и ее лицо, освещенное солнцем догорающего дня.

…Телефон прозвонил, с коротким перерывом, еще несколько раз. Потом замолк.