Неизвестный рассказ Сергея Довлатова (окончание)

– Как тебе это нравится? – прервала мои размышления Марина, кивнув в сторону центрального вольера.

– Ничего,– ответил я, всё больше и больше осваиваясь в этой обстановке.

– Давай решим один принципиальный вопрос,– сказала Марина, – либо мы держимся вместе, и тогда к нам никто не подходит, думая, что мы супружеская пара, либо мы проводим время каждый в отдельности сообразно с нашими личными планами и желаниями.

Должен сказать, что Марина вызывала к себе довольно пристальное внимание обитателей «Зоо» и разумеется, главным образом, мужчин. Они бросали на неё оценивающие взгляды, выпячивали грудь и втягивали животы. Марина выглядела весьма эффектно, кроме того, она была одной из двух или трёх белых дам и, наконец, её купальник на фоне общей банной наготы производил волнующее и странное впечатление.

Я тоже удостоился внимания нескольких девиц, главным образом, я полагаю, за счёт моего постоянно сползающего полотенца, что сопровождалось каждый раз моими пронзительными восклицаниями.

Мы бродили по закоулкам этого самого «Зоо» уже больше часа, мне это стало, признаться, чуточку надоедать. Ведь в сущности приёмов сексуальной игры не больше, чем типовых ударов в боксе (свинг, хук, джеб и апперкот), и хотя тактические комбинации этих приёмов (как и ударов в боксе) неисчислимы, лицезрение всего этого рядовому зрителю довольно быстро надоедает…

– Так что? – повторила Марина.– Ко мне тут проявляет интерес один старый фермер из Дакоты, очень колоритный янки, плюс вон тот молодой человек, который глядит в нашу сторону…

Тотчас же, как бы услышав этот разговор, молодой человек направился в нашу сторону.

Ему было явно за тридцать, он выглядел здоровым, сильным, с осмысленным, мужественным лицом, по виду – инженер, бизнесмен или военный. Его каштановые волосы блестели, а бурое полотенце чуть ли не дважды опоясывало его талию.

– Хай, – сказал он, – меня зовут Дэвид. Разрешите с вами поболтать?

Марина кивнула ему, затем повернулась ко мне:

– Вот и поболтайте, а я разыщу моего фермера…

И она решительно удалилась, действуя как хорошо отрегулированный, первоклассный механизм.

– Майкл, – представился я.

Мы уселись на грязноватый плюшевый валик.

– Ты из России? – поинтересовался мой новый знакомый.

– Да, а как ты угадал?               

– На твоей подруге шерстяной купальник. Я слышал, русские занимаются любовью, не снимая драповых пальто.

Я вежливо засмеялся и спросил:

– Что ты делаешь в жизни?

– Курю, – ответил Дэвид.

Как всегда, я перепутал грамматические формы, в данном случае – презент с континиус.

– То есть, где ты работаешь?    

– Пишу кое-что для телевидения.

И он недоумённо покрутил рукой в воздухе.

Я вспомнил своих многочисленных ленинградских знакомых, друзей моей юности, литературных, кинематографических и телевизионных мальчиков. Сообщая о своих занятиях, они делали такой же неопределённый жест.

– А ты? – спросил Дэвид.

– Окончил курсы программистов. А в Союзе был редактором на кинохронике.   

– Значит, мы коллеги, – улыбнулся Дэвид, – и вообще я люблю русских. Наши “ястребы” ненавидят русских и много кричат о нарушении прав человека в России, но они редко задумываются о нарушении прав человека в Америке. Свобода ущемляется везде, и я не вижу особой разницы между диктатурой пролетариата и засильем капиталистических монополий…

– Разница в том, – заметил я, – что, сказав сейчас всё это, ты благополучно уедешь домой из этого борделя, а в Союзе тебя бы увезли в закрытом автомобиле.

– Значит, русские даже в борделях не могут критиковать своих вождей?

– В Союзе нет борделей.

– И хорошо, что их нет, – сказал Дэвид, – порноиндустрия создана для разлагающейся буржуазии.

– Зачем же ты сюда пришёл? – поинтересовался я.

– Я пришёл, потому что изнывал от скуки в потребительском обществе… Знаешь что, – Дэвид вдруг хлопнул меня по колену, – поедем ко мне . У меня хорошая библиотека, кабельное тиви, много выпивки… Выпьем, поговорим…

– Даже не знаю, что тебе сказать…         

– Может быть, ты думаешь, что я гомосексуалист? Ни в малейшей степени. Просто твоё лицо мне показалось интеллигентным, и я решил познакомиться с тобой. Возьмём твою подругу. А я вызову свою знакомую – Полли. Она троцкистка. Ты уважаешь Троцкого?

– Не очень.

– Всё равно поехали.

– Ты пришёл сюда, чтобы спастись от скуки в обществе голых негритянок, а теперь хочешь ехать домой? Почему бы тебе не развлечься с какой-нибудь девицей?

– Это может плохо кончиться. Я говорю об инфекционных болезнях.

– Но я был уверен, что эти девицы подвергаются медицинскому контролю. Я даже смутно припоминаю, что об этом говорил нам юноша у входа.               

– А, Грегори, я его знаю. Он пишет для Си-би-эс, а здесь подрабатывает вечерами.

– Он говорил, что мы в полной безопасности.

– Это – слова! Люди умудряются провозить автоматы и бомбы через таможню, а ты хочешь, чтобы медицинский контроль обнаружил микроскопическую бациллу. Да ещё чёрт знает где…

– Ты уверен, что здесь небезопасно?

– Степень безопасности тут не выше, чем в холерном бараке…

Тут я забеспокоился относительно Марины, извинился перед Дэвидом и пошёл разыскивать мою беспечную приятельницу.

Я обнаружил её беседующей с полуголым стариком, на груди у которого болтался, если не ошибаюсь, медвежий клык.

Марина представила меня.

Старик назвался детским именем – Мики.

Извинившись, я отозвал Марину в сторону.

– Что за секреты? – спросила она.      

Я изложил ей содержание моего разговора с Дэвидом. Потом спросил:

– Может, уйдём? Не дай бог пристанет какая-нибудь гадость.

– Что за ерунда! Я познакомилась с интересным человеком. Он бывший ковбой и охотник. Видишь шрам у него на животе? Это его забодал дикий кабан.

– Кабаны не бодаются, – сказал я.            

– Ну значит – буйвол! Или крокодил. Это неважно. Он прилетел в Нью-Йорк развлечься после нескольких месяцев изнурительного сельскохозяйственного труда. Он говорит, что я напоминаю его дочь, которая полюбила странствующего художника и уехала с ним в Венесуэлу. Он предложил мне взять лимузин и объехать вечерний Нью-Йорк.      

– По-моему, он просто клеится к тебе.   

– Ничего подобного. Зачем бы он тогда предложил мне уйти? Будь у него сексуальные намерения…    

– Или возможности, – вставил я.    

– Ему было бы гораздо проще осуществить их здесь…

– Странное дело, – говорю, – мы пришли с тобой в гнездилище разврата, познакомились с двумя людьми, в результате один из них приглашает нас на политическую сходку, а второй жаждет совершить романтическую поездку по ночному городу… Стоило ли ехать сюда ради этого, да ещё платить такие деньги?.. Скажи мне честно, тебе хочется побыть здесь ещё?

- Откровенно говоря, не очень. Со старым фермером я могу разговаривать и в «Макдональде»…  

А между тем события в «Зоо» развивались своим чередом. Какие-то рыхлые мужчины подсаживались к чёрным девицам, некоторое время беседовали о чём-то, видимо, согласовывая свои сексуальные вкусы, а затем удалялись в пустующие кабины.

Из конца в конец зала энергично перемещалась хозяйка заведения, которая выполняла здесь также функции своеобразного режиссёра. Она укомплектовывала группы, давала инструкции и наставления, распределяла роли, а потом, как воспитательница детского сада, во главе группы своих подопечных исчезала за проволочными стенами свинг-эрии, где неловкие старательные воспитанники превращали её режиссёрские разработки в шумный грязноватый спектакль. Выкрики участников оргии напоминали те звуки, которые издают гимнасты под куполом цирка или строевые офицеры на плацу Суворовского училища.

– Я думаю – хватит, – сказала Марина, – пойдём отсюда.               

– Вот и я говорю – пойдём.   

– Мне жаль шестидесяти долларов, половину из которых я тебе с удовольствием отдам…   

Мы попрощались с фермером, который предложил нам отдохнуть у него в Дакоте среди восьмидесяти коров, четырёхсот свиней и полутора тысяч кур, затем пожали руку Дэвиду, который крикнул нам вслед:

– Да здравствует партия радикалов!..

Мы ещё раз приняли душ, оделись и направились к выходу.

Когда мы проходили мимо конторки, юноша по имени Грегори всё так же увлечённо читал свою книгу.

Мы вышли на залитый разноцветными огнями Бродвей.

Мы шли по самому фантастическому городу мира, сотканному из роскоши, лжи, простодушия, жестокости и сострадания, по городу, о котором что ни скажи – всё оказывается правдой, потому что этот город – самое колоссальное на земле вместилище добродетели и порока, и отделить одно от другого по силам лишь нам самим – ценою опыта, риска, восторга и отчаяния.

(Журнал «Петух» №1, октябрь 1982 г.)

Публикация Н.Сагаловского.