Увидеть море

Мальчик шел, медленно ступая босыми ногами по крупной гальке. Он любил приходить сюда, а когда из-за плохой погоды мама оставляла его дома, стоял у окна и смотрел на облитую дымящимся серебром гладь. Картинка за окном всегда менялась. То пасмурная, черно-белая — рваное небо в ошметках грозовых облаков и пятнисто-серые волны, шевелящие на мелководье скучные серые камни. То яркая, завораживающая своей красотой.
 Иногда здесь появлялись миражи: блестящие радуги-водопады, низвергающиеся с раскаленного неба, такого ослепительного, что невозможно сказать, какого оно цвета — синего, зеленого или бело-золотого.
 Маленькому Ларсу едва исполнилось шесть лет, и он не понимал, почему на языке взрослых вместо «отправиться к морю» нужно говорить «пойти погулять в парк», и почему у мамы каждый раз делалось такое странное лицо, когда он пытался рассказать ей о своем друге-дельфине. Не понимал, но чувствовал, что есть в этом что-то неправильное. Постепенно привыкая к первой в жизни лжи, мальчик учился называть знакомый по книжкам голубой простор прудом - хотя не бывает на свете такого пруда, чтобы от горизонта до горизонта - а обглоданный волнами пляж — парком. Хоть и не похожа была узкая литораль на чинную заасфальтированную дорожку, а два плоских скалистых уступа на уютные городские скамеечки.
 От белесых камней поднимался соленый пар. Мальчик лег животом на один из уступов и, сложив губы трубочкой, посвистел. Его друг приплыл сразу, как будто ждал зова, и высунув мордочку из воды, улыбнулся Ларсу. Да, дельфин умел улыбаться, а еще с ним можно было разговаривать, но не словами, а как бы из сердца в сердце.
 - Привет, Дик! - сказал Ларс, свесившись с уступа так низко, что чуть не соскользнул в воду. - Расскажи мне про сады из кораллов. И про черные вулканы, те, что глубоко-глубоко. А правда, что там совсем темно, и каждая рыбка плавает с маленьким фонариком?
 - Правда, - ответил Дик, и неуклюже ткнулся носом в ладонь друга.
 Потом они оба бегали наперегонки, вернее, Ларс бежал по пляжу, а дельфин плыл вдоль берега и, конечно, первым достиг поросшего бахромой из водорослей и ракушек волнореза.



 - Хочешь порисовать, Ларс? Или поиграй в лего, а я поговорю с твоей мамой.
 Я беру мальчика за руку и отвожу в уголок с игрушками, а мать приглашаю за свой стол.
 Элькемы первый раз у меня на приеме, до этого мальчик наблюдался у детского врача в Триере. Сильное отставание в развитии, нарушения речи, умственная отсталость. Так написано в анамнезе, но мать говорит другое:
 - Он очень изменился за последнее время. Я надеюсь отдать его в нормальную школу.
 - Хорошо. Давайте по порядку.
 Я задаю стандартные вопросы: «Во сколько лет начал ходить? Говорить?» - «Пошел в два с половиной. Но не говорил. А год назад мы переехали в Ноенкирхен и сняли квартиру в доме напротив городского парка. И вот, мы гуляли в этом парке...»
 Они гуляли возле маленького, наполовину затянутого тиной пруда, рассказывает фрау Элькем, и Ларс нашел на берегу раковину моллюска — игольчатую и почти целую, наверное, ее завезли вместе со щебнем. Тогда-то мальчик и произнес свою первую фразу: «Мама, что это?» И как зачарованный, слушал рассказ матери о море, потом вместе с ней смотрел книжки с картинками и спрашивал, спрашивал.
 С этого дня он начал меняться прямо на глазах. И все просил мать пойти с ним в парк, потом стал бегать туда один, благо заболоченный прудик находился как раз под их окнами.
 - И такие странные истории выдумывает, - удивляется фрау Элькем. - Я понимаю, детские фантазии... но, такие живые? А вдруг галлюцинации? Будто это не пруд, а настоящее море, и там живет его приятель-дельфин.
 Я бросаю взгляд в дальний угол комнаты. Мальчик поднимает голову и улыбается мне, я улыбаюсь ему в ответ — мы поняли друг друга.
 - Ракушка попала на берег не случайно, - говорю я. - Раньше там было море, но потом оно ушло.
 Лицо матери становится напряженным, и я понимаю: она ждет от меня подтверждения своих страхов. Но я не намерен играть в ее игру. Ребенок здоров, он почти догнал в развитии сверстников.
 А после работы я пойду домой кружной дорогой и по пути загляну в городской парк, заросший, неухоженный, но что-то есть в нем особое, что проникает, как солнечный луч, прямо в душу. Я увижу пруд с тускло-желтой водой, никогда не отражающей звезды. И настороженные силуэты над ним с распростертыми, словно руки, ветвями, молчаливые и цветущие.
 Говорят, когда-то давно здесь плескалось море, а потом оно ушло, отступило в другие берега, оставив после себя обломки ракушек и гладкие, обточенные водой камни. Вот только море не может исчезнуть. Оно было, есть и будет всегда, потому что оно — сама жизнь.
 Я прислонюсь спиной к черному стволу и, закрыв глаза, подставлю лицо соленому ветру. Мне послышатся крики чаек, протяжные и глухие, точно долетающие из иной реальности, и вкрадчивый шелест волн, перекатывающих прямо у моих ног золотую гальку. Я знаю, море где-то совсем близко, только не каждый способен его увидеть.