Только вашими молитвами продолжение
Книги / Необычное
– Не бойтесь, – мягко сказал Роланд. – Если мы заблуждаемся – то ведь ничего и не случится? Вы напишите рассказ, не про зеленых человечков... а по мне, так пусть и про них, лишь бы у них хватило сил взорвать Землю... мы заплатим за него хорошие деньги, и станем платить вам каждый месяц зарплату – вплоть до самого конца, до 2018 года. Вам ничего больше не нужно делать, живите в свое удовольствие. Конечно, мы будем благодарны за любую информационную поддержку... но это не обязательно. Мы все сделаем сами. У нас есть связи в крупных массмедиа и в научном мире. И не торопитесь – время есть.
Хайко размышлял. Тонкий голосок разума иссяк, а любопытство встало в полный рост – и куражилось, пело, било в ладоши. Пришел его час. Правдой или обманом, но «Роланд унд Бок» победили.
– А почему, собственно, «свет души»?
– Для отвода глаз. Людям не следует знать, чем мы занимаемся на самом деле. Официально наша фирма организует экскурсии по святым местам: Иерусалим, Мекка, Лурд... Удобная ширма, и небесполезная. Никто так не доверчив, как туристы. Для их ушей любая лапша – лакомство, хоть про Нострадамуса, хоть про майя, хоть про тибетских лам...
Роланд советовал ему не торопиться, и Хайко не спешил. Он думал и медитировал, подолгу гуляя по улочкам и переулкам Саарбрюккена, и по Берлинерпроменаде, вдоль реки. Один, в сумеречный пустынный час, когда гаснут окна и работящие бюргеры забываются сном, и в толпе, приглядываясь и оценивая, по лицам прохожих стараясь угадать – счастливы ли они? Чего ждут? На что надеются? Изучал их тайные желания и повадки. Он научился задувать свечи одним дуновением мысли. Небрежным кивком головы заставлял взрываться лампочки на лестничной площадке и стоял в темноте, улыбаясь, осыпанный мелким крошевом стекла. Затем принялся за городские фонари. С этими оказалось труднее совладать, но и фонари покорно лопались, если поблизости не было никого, способного поддержать их своей верой.
Однажды зимой, прохаживаясь по заиндевелой набережной, Шубек приметил на дереве воробья. Птица сидела, нахохлившись, круглая, словно помпон от детской вязаной шапочки, и только ветер шевелил нежно-палевый, теплый пух да осыпал с верхних ветвей снежинки. Хайко остановился, ему захотелось поразмяться.
«Ты мертвая», – произнес он, обращаясь к птице и одновременно – к себе. Мягкий комочек затрепетал – как пламя гаснущей свечи, покачнулся на ветке и упал, оставив после себя только маленькую лунку в снегу.
«Ох, нет!» – охваченный мгновенной жалостью и раскаянием, воскликнул Хайко и, подбежав, выловил мертвого воробья из снега.
«Живая, живая...», – шептал он, грея птичку дыханием, поднося ее к уху, в надежде услышать биение сердца – но крошечное тельце в ладонях оставалось неподвижным.
Понурый, Хайко возвращался домой. «Отчего так получилось?» – спрашивал он себя, чувствуя, как под ложечкой ворочается неведомый страх. Убить смог, а воскресить – нет. А вдруг в мире есть что-то еще, человеку не подвластное? Ведь и ребенок способен поломать игрушку, но это не означает, что такие игрушки он умеет делать. А что если после конца света наступит хаос, который никогда уже не сложится ни в какой порядок?
Хайко гнал от себя эти мысли. «У меня не хватило сил, – спорил он сам с собой. – А может, сработали стереотипы. Видеть переход живого в мертвое – для нас естественно, хоть и жутковато, а вот наоборот – нет. Обратный процесс противоречит нормальному ходу вещей, потому наш рассудок отторгает его. Да, наверное, так».
И все-таки сомнения оставались. Хайко решил поговорить со своим другом, Фрицем, – да, за это время он и Роланд успели не только подружиться, а по-настоящему, сердечно привязались друг к другу. Частенько Шубек заходил к старику на чашечку кофе, скидывал мокрое пальто на вешалку, в прихожей бюро, и с ногами забирался в кожаное кресло. Герхарда Бока при этом обычно не было – он крутился за троих, ездил то туда, то сюда по делам фирмы – но и его Хайко с удовольствием назвал бы братом, если бы тот сам не держал дистанцию. «Он очень добрый, наш Герхард, – говорил о нем Фриц, – но ему трудно сходиться с людьми. Не от плохого отношения к тебе, нет, поверь, Хайко, он любит тебя, как родного, но есть в нем от природы нечто отдельное, стеснительность эдакая...»
Роланд поведал по секрету, что Бок – немецкий поселенец, родом из какой-то восточно-славянской страны, бывшей в пору его детства под диктаторским режимом, и что его младшая сестренка умерла от голода. Он и сам чуть не погиб, и с тех пор сделался недоверчив, не подпускает к себе никого ближе, чем на пять шагов. «Озябшая душа, – сказал о нем Роланд, – тянется к людям, будто путник к очагу, хочет согреться, а приблизиться не может». Шубек понимающе кивал. Все сходилось: такие парни либо озлобляются на всех и вся, либо вырастают над собой и становятся революционерами, пророками, духовными учителями.
А что же сам Фриц? С юности работал хирургом, пятнадцать лет копался в человеческих внутренностях. «Нет, ничего сакрального – обычная биомасса, которая однако становилась на вес золота, когда в донорском органе нуждался какой-нибудь толстосум. Ты не подумай, Хайко, на явный криминал мы не шли – но случалось, что аппарат жизнеобеспечения отключали у пациентов, за которых можно было еще побороться. Ну, и очередь на трансплантацию продавалась-покупалась». Подспудное недовольство и чувство вины накапливались – к сорока годам Роланд завязал с медициной и ушел в политику, но там все оказалось еще подлее и гаже.
О знакомстве с Герхардом Боком и о создании «Света души» он упоминал неохотно, все время пытаясь свернуть разговор в сторону, – Шубеку чудилась в его увиливании какая-то стыдливая боль...
Осторожно – Хайко боялся ранить друга – он рассказал Фрицу о птичке.
– Есть в одушевленной органике некая тайна, – Роланд задумчиво пожевал губами, и глаза его заволоклись старческой слезой. – Жизнь – это поезд в один конец, и хотим мы того или нет, развернуть его не удавалось никому. Мертвого не воскресить, но, – его голос окреп, – если ткань поражена гангреной, ее надо вырезать безо всякого сожаления. Только так, а не иначе, милый Хайко. И знаешь, мы с Герхардом не собираемся тебя неволить – еще не поздно решить, с нами ты или нет. Ты нужен нам, мы ценим тебя и верим в твой талант, но – и в этом можешь не сомневаться – и без твоей помощи конец света наступит в январе 2018-го года. Все. Точка.
Шубек смутился. Ему неловко было видеть покрасневшее от гнева лицо старика. Идеалист Фриц Роланд привык нести добро на кончике скальпеля. Собираясь погубить мир, он на самом деле жаждал его осчастливить.
– Я с вами, – ответил Хайко.
Рассказ постучался в его сердце глубокой ночью, в тот момент, когда под веки ему затек, студенисто полыхая, лунный свет. Шубек распахнул глаза, перепуганный жгучим видением, и сел прямо, как свеча. Несколько секунд ему чудилось, что занавески в спальне горят.
«Вспышки на солнце! Вот оно!» – воскликнул он тоном, каким некогда вскричал свое знаменитое «Эврика!» Архимед. «Огненная лавина низвергается с небес и обращает в пепел города и фермы, – торопливо набросал на полях первой подвернувшейся под руку бумажки, оказавшейся по случайности неоплаченным телефонным счетом. – За шаблон принять «последний день Помпеи», только в космическом масштабе». Банально? Да. Антинаучно? Пожалуй, но что такое, по сути дела, наука? Служанка идеологии. Шубек писал до утра, то и дело позевывая и растирая сонные пальцы.
Апокалипсис получился топорным, но зрелищным. Хайко перечитал, сплюнул и вымарал все. «К черту Голливуд! Описание должно быть неуловимым, как дым, и вкрадчивым, как шаги по осенней листве, уходящие в туман. Именно так исчезают миражи...».
Новый сценарий заканчивался словами: «... вы не успеете моргнуть, не успеете донести ложку до рта – или хотя бы помыслить об этом. Смерть настигнет вас быстрее, чем из фотоаппарата вылетает птичка, – десятого января 2018 года, ровно в двенадцать часов ноль минут ноль секунд».
Фриц и Герхард полчаса кряду мяли в руках листки с текстом, передавая их друг другу, качали раздумчиво головами, и, наконец, Роланд вынес вердикт:
– Простовато, но сойдет. Признаться, я ждал чего-то более этакого... хотя, наверное, ты прав, так лучше. Обывателя перекормили дешевыми эффектами. Расшевелить его может только лишь сюжет чувственный и скромный. И концентрация на моменте – говорил я тебе, Герхард, что не надо размазывать конец света на целые сутки? Вот, Хайко сразу понял, где лежит заяц под специями... хм, да, в этом определенно что-то есть. Доработаем немного – и запустим в массы. Ты гений, Хайко.
– А базу подвести сумеем? – забеспокоился Бок.
Роланд только ласково улыбнулся.
Раскрутка апокалиптического сценария началась с маленькой записи на форуме «Хороший вопрос точка нет». Некий фиктивный школьник из Нижней Саксонии интересовался, правда ли, что в 2018 году ожидается опасное для Земли усиление солнечной активности. При этом он ссылался на какое-то полусекретное исследование профессора фон Рааба из Нью-Джерси. По отрывистым, экспрессивным фразам и подчеркнуто детской, слегка чудаковатой наивности Хайко узнал почерк Герхарда Бока.
– Краеугольный камень надо заложить собственноручно, – посмеивался довольный Роланд. – А дальше – наши люди подхватят, будьте спокойны. С почином, друзья!
За удачное начало они выпили по чашечке кофе.
А дальше – камень покатился с горы, словно кусок льда снегом, обрастая новыми толкованиями и смыслами. Интернет гудел, как пчелиный рой, известия о скором конце света кочевали из блога в блог, из одного виртуального сообщества в другое, переводились на сотни языков и выплескивались на газетные полосы. Сперва – в узенькие колонки сплетен, потом забрались повыше, туда, где обитают интервью со знаменитостями, культурные анонсы и околонаучные беседы, разбухли до пространных иллюстрированных статей, укрупнились шрифтом, и вот уже глядите – они широко шагают по первым страницам. Профессор фон Рааб, вдруг материализовавшись, оказался астрофизиком с мировым именем и вещал с телеэкранов.
Хайко смотрел и удивлялся. Его графоманские бредни воплощались в жизнь – пугающе-стремительно, неудержимо, как метастазирует рак по ослабевшему телу. Он снова вынужден был признать правоту Роланда – мир нечистоплотен, глуп, труслив и развратен и никуда больше не годится, а следовательно, и сожалеть о нем разумному человеку не стоит.
Ближе к 2018 году все чаще и чаще стали появляться знамения – или, как говорил Роланд, нафантазированные обитателями Земли катаклизмы. Так это или нет, Шубеку понять не удавалось, уж если на то пошло, все эти ураганы, паводки, тайфуны и землетрясения местного масштаба случались и раньше, как и военные стычки, эпидемии гриппа и утечки радиоактивных веществ – но лишь в преддверии апокалипсиса они вдруг обрели зловещий, мрачноватый смысл.
Январь 2018-го начался с не зимнего совершенно тепла, радужной капели, зеленых, а потом и цветущих проталинок в лесу, пушистых верб, утиных посиделок на берегу и сочно набухших бутонов. На пятый день ударил мороз минус пятнадцать, прогнал птиц, убил цветы и заковал Саар в блестящий ледяной панцирь. Еще через сутки всю Германию, от восточных до западных границ, а вместе с ней и половину Франции завалило снегом. Аэропорты закрыты, на скоростных дорогах многокилометровые пробки, пешеходы на тротуарах вязнут по колено – да когда такое возможно, как не перед концом света? Если кто-то до сих пор и сомневался, то теперь последние сомнения растаяли.
Вообще-то, снегопад для Европы – беда не новая, но никогда еще природа не вела себя так самоубийственно, так истерично, и чувствительному Шубеку иногда становилось жалко ее до дурноты. Чем виноваты крокусы, побитые ледяным ветром, или утки, которые, стоя на жесткой наледи, отморозили лапы? Но он не позволял себе рефлексировать, понимая, что обратной дороги нет.
До конца света оставалось ровно тринадцать часов.
Хайко шатался по городу, заглядывая в чужие окна, и думал, что в такую ночь обязательно нужно напиться или, на худой конец, утром, но шнапса в доме нет, а магазины закрыты. Если в начале прогулки мороз кусал за щеки, то теперь они сделались как восковые. Небо искрилось от холода, сверкая алмазной крошкой и чуть слышно похрустывая, и белизна под ногами тоже хрустела, будто накрахмаленный саван. Шубек не чувствовал ни рук, ни ног. Можно было вернуться в «Роланд унд Бок» и, вполне вероятно, застать там кого-нибудь из компаньонов – Фриц, например, частенько ночевал в бюро, там даже имелась раскладная кушетка, – но ведь он уже простился со всеми. Со стариком обнимался долго и слезливо – такое ощущение было, что говорил последнее «прости» родному отцу. Герхарду взволнованно пожал руку. Они трое хорошо поработали вместе, и все-таки встретить час икс Шубеку хотелось в одиночестве, ибо нет на свете ничего интимнее смерти.
Продолжение следует...
Хайко размышлял. Тонкий голосок разума иссяк, а любопытство встало в полный рост – и куражилось, пело, било в ладоши. Пришел его час. Правдой или обманом, но «Роланд унд Бок» победили.
– А почему, собственно, «свет души»?
– Для отвода глаз. Людям не следует знать, чем мы занимаемся на самом деле. Официально наша фирма организует экскурсии по святым местам: Иерусалим, Мекка, Лурд... Удобная ширма, и небесполезная. Никто так не доверчив, как туристы. Для их ушей любая лапша – лакомство, хоть про Нострадамуса, хоть про майя, хоть про тибетских лам...
Роланд советовал ему не торопиться, и Хайко не спешил. Он думал и медитировал, подолгу гуляя по улочкам и переулкам Саарбрюккена, и по Берлинерпроменаде, вдоль реки. Один, в сумеречный пустынный час, когда гаснут окна и работящие бюргеры забываются сном, и в толпе, приглядываясь и оценивая, по лицам прохожих стараясь угадать – счастливы ли они? Чего ждут? На что надеются? Изучал их тайные желания и повадки. Он научился задувать свечи одним дуновением мысли. Небрежным кивком головы заставлял взрываться лампочки на лестничной площадке и стоял в темноте, улыбаясь, осыпанный мелким крошевом стекла. Затем принялся за городские фонари. С этими оказалось труднее совладать, но и фонари покорно лопались, если поблизости не было никого, способного поддержать их своей верой.
Однажды зимой, прохаживаясь по заиндевелой набережной, Шубек приметил на дереве воробья. Птица сидела, нахохлившись, круглая, словно помпон от детской вязаной шапочки, и только ветер шевелил нежно-палевый, теплый пух да осыпал с верхних ветвей снежинки. Хайко остановился, ему захотелось поразмяться.
«Ты мертвая», – произнес он, обращаясь к птице и одновременно – к себе. Мягкий комочек затрепетал – как пламя гаснущей свечи, покачнулся на ветке и упал, оставив после себя только маленькую лунку в снегу.
«Ох, нет!» – охваченный мгновенной жалостью и раскаянием, воскликнул Хайко и, подбежав, выловил мертвого воробья из снега.
«Живая, живая...», – шептал он, грея птичку дыханием, поднося ее к уху, в надежде услышать биение сердца – но крошечное тельце в ладонях оставалось неподвижным.
Понурый, Хайко возвращался домой. «Отчего так получилось?» – спрашивал он себя, чувствуя, как под ложечкой ворочается неведомый страх. Убить смог, а воскресить – нет. А вдруг в мире есть что-то еще, человеку не подвластное? Ведь и ребенок способен поломать игрушку, но это не означает, что такие игрушки он умеет делать. А что если после конца света наступит хаос, который никогда уже не сложится ни в какой порядок?
Хайко гнал от себя эти мысли. «У меня не хватило сил, – спорил он сам с собой. – А может, сработали стереотипы. Видеть переход живого в мертвое – для нас естественно, хоть и жутковато, а вот наоборот – нет. Обратный процесс противоречит нормальному ходу вещей, потому наш рассудок отторгает его. Да, наверное, так».
И все-таки сомнения оставались. Хайко решил поговорить со своим другом, Фрицем, – да, за это время он и Роланд успели не только подружиться, а по-настоящему, сердечно привязались друг к другу. Частенько Шубек заходил к старику на чашечку кофе, скидывал мокрое пальто на вешалку, в прихожей бюро, и с ногами забирался в кожаное кресло. Герхарда Бока при этом обычно не было – он крутился за троих, ездил то туда, то сюда по делам фирмы – но и его Хайко с удовольствием назвал бы братом, если бы тот сам не держал дистанцию. «Он очень добрый, наш Герхард, – говорил о нем Фриц, – но ему трудно сходиться с людьми. Не от плохого отношения к тебе, нет, поверь, Хайко, он любит тебя, как родного, но есть в нем от природы нечто отдельное, стеснительность эдакая...»
Роланд поведал по секрету, что Бок – немецкий поселенец, родом из какой-то восточно-славянской страны, бывшей в пору его детства под диктаторским режимом, и что его младшая сестренка умерла от голода. Он и сам чуть не погиб, и с тех пор сделался недоверчив, не подпускает к себе никого ближе, чем на пять шагов. «Озябшая душа, – сказал о нем Роланд, – тянется к людям, будто путник к очагу, хочет согреться, а приблизиться не может». Шубек понимающе кивал. Все сходилось: такие парни либо озлобляются на всех и вся, либо вырастают над собой и становятся революционерами, пророками, духовными учителями.
А что же сам Фриц? С юности работал хирургом, пятнадцать лет копался в человеческих внутренностях. «Нет, ничего сакрального – обычная биомасса, которая однако становилась на вес золота, когда в донорском органе нуждался какой-нибудь толстосум. Ты не подумай, Хайко, на явный криминал мы не шли – но случалось, что аппарат жизнеобеспечения отключали у пациентов, за которых можно было еще побороться. Ну, и очередь на трансплантацию продавалась-покупалась». Подспудное недовольство и чувство вины накапливались – к сорока годам Роланд завязал с медициной и ушел в политику, но там все оказалось еще подлее и гаже.
О знакомстве с Герхардом Боком и о создании «Света души» он упоминал неохотно, все время пытаясь свернуть разговор в сторону, – Шубеку чудилась в его увиливании какая-то стыдливая боль...
Осторожно – Хайко боялся ранить друга – он рассказал Фрицу о птичке.
– Есть в одушевленной органике некая тайна, – Роланд задумчиво пожевал губами, и глаза его заволоклись старческой слезой. – Жизнь – это поезд в один конец, и хотим мы того или нет, развернуть его не удавалось никому. Мертвого не воскресить, но, – его голос окреп, – если ткань поражена гангреной, ее надо вырезать безо всякого сожаления. Только так, а не иначе, милый Хайко. И знаешь, мы с Герхардом не собираемся тебя неволить – еще не поздно решить, с нами ты или нет. Ты нужен нам, мы ценим тебя и верим в твой талант, но – и в этом можешь не сомневаться – и без твоей помощи конец света наступит в январе 2018-го года. Все. Точка.
Шубек смутился. Ему неловко было видеть покрасневшее от гнева лицо старика. Идеалист Фриц Роланд привык нести добро на кончике скальпеля. Собираясь погубить мир, он на самом деле жаждал его осчастливить.
– Я с вами, – ответил Хайко.
Рассказ постучался в его сердце глубокой ночью, в тот момент, когда под веки ему затек, студенисто полыхая, лунный свет. Шубек распахнул глаза, перепуганный жгучим видением, и сел прямо, как свеча. Несколько секунд ему чудилось, что занавески в спальне горят.
«Вспышки на солнце! Вот оно!» – воскликнул он тоном, каким некогда вскричал свое знаменитое «Эврика!» Архимед. «Огненная лавина низвергается с небес и обращает в пепел города и фермы, – торопливо набросал на полях первой подвернувшейся под руку бумажки, оказавшейся по случайности неоплаченным телефонным счетом. – За шаблон принять «последний день Помпеи», только в космическом масштабе». Банально? Да. Антинаучно? Пожалуй, но что такое, по сути дела, наука? Служанка идеологии. Шубек писал до утра, то и дело позевывая и растирая сонные пальцы.
Апокалипсис получился топорным, но зрелищным. Хайко перечитал, сплюнул и вымарал все. «К черту Голливуд! Описание должно быть неуловимым, как дым, и вкрадчивым, как шаги по осенней листве, уходящие в туман. Именно так исчезают миражи...».
Новый сценарий заканчивался словами: «... вы не успеете моргнуть, не успеете донести ложку до рта – или хотя бы помыслить об этом. Смерть настигнет вас быстрее, чем из фотоаппарата вылетает птичка, – десятого января 2018 года, ровно в двенадцать часов ноль минут ноль секунд».
Фриц и Герхард полчаса кряду мяли в руках листки с текстом, передавая их друг другу, качали раздумчиво головами, и, наконец, Роланд вынес вердикт:
– Простовато, но сойдет. Признаться, я ждал чего-то более этакого... хотя, наверное, ты прав, так лучше. Обывателя перекормили дешевыми эффектами. Расшевелить его может только лишь сюжет чувственный и скромный. И концентрация на моменте – говорил я тебе, Герхард, что не надо размазывать конец света на целые сутки? Вот, Хайко сразу понял, где лежит заяц под специями... хм, да, в этом определенно что-то есть. Доработаем немного – и запустим в массы. Ты гений, Хайко.
– А базу подвести сумеем? – забеспокоился Бок.
Роланд только ласково улыбнулся.
Раскрутка апокалиптического сценария началась с маленькой записи на форуме «Хороший вопрос точка нет». Некий фиктивный школьник из Нижней Саксонии интересовался, правда ли, что в 2018 году ожидается опасное для Земли усиление солнечной активности. При этом он ссылался на какое-то полусекретное исследование профессора фон Рааба из Нью-Джерси. По отрывистым, экспрессивным фразам и подчеркнуто детской, слегка чудаковатой наивности Хайко узнал почерк Герхарда Бока.
– Краеугольный камень надо заложить собственноручно, – посмеивался довольный Роланд. – А дальше – наши люди подхватят, будьте спокойны. С почином, друзья!
За удачное начало они выпили по чашечке кофе.
А дальше – камень покатился с горы, словно кусок льда снегом, обрастая новыми толкованиями и смыслами. Интернет гудел, как пчелиный рой, известия о скором конце света кочевали из блога в блог, из одного виртуального сообщества в другое, переводились на сотни языков и выплескивались на газетные полосы. Сперва – в узенькие колонки сплетен, потом забрались повыше, туда, где обитают интервью со знаменитостями, культурные анонсы и околонаучные беседы, разбухли до пространных иллюстрированных статей, укрупнились шрифтом, и вот уже глядите – они широко шагают по первым страницам. Профессор фон Рааб, вдруг материализовавшись, оказался астрофизиком с мировым именем и вещал с телеэкранов.
Хайко смотрел и удивлялся. Его графоманские бредни воплощались в жизнь – пугающе-стремительно, неудержимо, как метастазирует рак по ослабевшему телу. Он снова вынужден был признать правоту Роланда – мир нечистоплотен, глуп, труслив и развратен и никуда больше не годится, а следовательно, и сожалеть о нем разумному человеку не стоит.
Ближе к 2018 году все чаще и чаще стали появляться знамения – или, как говорил Роланд, нафантазированные обитателями Земли катаклизмы. Так это или нет, Шубеку понять не удавалось, уж если на то пошло, все эти ураганы, паводки, тайфуны и землетрясения местного масштаба случались и раньше, как и военные стычки, эпидемии гриппа и утечки радиоактивных веществ – но лишь в преддверии апокалипсиса они вдруг обрели зловещий, мрачноватый смысл.
Январь 2018-го начался с не зимнего совершенно тепла, радужной капели, зеленых, а потом и цветущих проталинок в лесу, пушистых верб, утиных посиделок на берегу и сочно набухших бутонов. На пятый день ударил мороз минус пятнадцать, прогнал птиц, убил цветы и заковал Саар в блестящий ледяной панцирь. Еще через сутки всю Германию, от восточных до западных границ, а вместе с ней и половину Франции завалило снегом. Аэропорты закрыты, на скоростных дорогах многокилометровые пробки, пешеходы на тротуарах вязнут по колено – да когда такое возможно, как не перед концом света? Если кто-то до сих пор и сомневался, то теперь последние сомнения растаяли.
Вообще-то, снегопад для Европы – беда не новая, но никогда еще природа не вела себя так самоубийственно, так истерично, и чувствительному Шубеку иногда становилось жалко ее до дурноты. Чем виноваты крокусы, побитые ледяным ветром, или утки, которые, стоя на жесткой наледи, отморозили лапы? Но он не позволял себе рефлексировать, понимая, что обратной дороги нет.
До конца света оставалось ровно тринадцать часов.
Хайко шатался по городу, заглядывая в чужие окна, и думал, что в такую ночь обязательно нужно напиться или, на худой конец, утром, но шнапса в доме нет, а магазины закрыты. Если в начале прогулки мороз кусал за щеки, то теперь они сделались как восковые. Небо искрилось от холода, сверкая алмазной крошкой и чуть слышно похрустывая, и белизна под ногами тоже хрустела, будто накрахмаленный саван. Шубек не чувствовал ни рук, ни ног. Можно было вернуться в «Роланд унд Бок» и, вполне вероятно, застать там кого-нибудь из компаньонов – Фриц, например, частенько ночевал в бюро, там даже имелась раскладная кушетка, – но ведь он уже простился со всеми. Со стариком обнимался долго и слезливо – такое ощущение было, что говорил последнее «прости» родному отцу. Герхарду взволнованно пожал руку. Они трое хорошо поработали вместе, и все-таки встретить час икс Шубеку хотелось в одиночестве, ибо нет на свете ничего интимнее смерти.
Продолжение следует...
Источник: проза.ру
Автор: Джон Маверик
Топ из этой категории
Секреты Стива Джобса
Отрывки из книги американского писателя, преподавателя, журналист и обозревателя, Carmine Galo - Кармина Галло...
P.S. Я люблю тебя
Трогательная мелодрама «P.S. Я люблю тебя» это душевная история о любви, о жизни, о смерти, и о любви даже после...