Опрокинутые зеркала продолжение еще +

Глава 4

     - Как называется эта птица, что поет ночами и чей голос похож на человеческий? – поинтересовался Арик у Габи, когда они вдвоем прогуливались по городу.
      Габи что-то показывал ему, но Арик не смотрел: кроме зеркальных стен в этих краях не было ничего интересного. Разве что люди. Одетые ярко, даже эпатажно, они держались  обособленно, как будто не смотрели друг на друга, а двигались, точно атомы, каждый по своей траектории. Казалось, лишь какое-то шестое чувство удерживает их от столкновений.
     - Это Сирена, - ответил Габи.
     - Сирена?
     - Так называется эта птица. Ее никто никогда не видел. Но голос слышен везде, и его невозможно ослабить самой мощной звукоизоляцией.
     - Странно, - вслух подумал Арик. – А может быть, ее и нет вовсе?
Солнце, медленно ползущее по прозрачному небосводу, выглядело безжизненным и хрупким, а густой воздух казался ломким, как стекло. Но самым страшным представлялось Арику не это, а то, что так было всегда.
     - Твоя идея не бесспорна, - откликнулся Габи. – Но мне нравится, что ты начинаешь мыслить. Между прочим, могу подкинуть тебе еще один повод для раздумий. Вчера Яэль пожаловалась, что из комнаты, где она раньше спала, исчезла кровать. Очевидно, для нее это что-то вроде суеверия: желания, высказанные в моем присутствии, как правило, исполняются. Хотя вряд ли она видит какую-то связь между мной и их осуществлением. Так вот, мне пришлось поставить ей диван в нашу зеркальную комнату.
     - Да, так что же? – отозвался Арик без всякого интереса.
     - Она хочет быть поближе к тебе. Ночевать там, где ты обычно бываешь, и, очевидно, надеется, что тогда ты будешь проводить ночи с ней.
     От неожиданности Арик остановился.
     - Какая наглость! – невольно вырвалось у него. – Нет, Габи, ты можешь себе это представить? – он отстраненно слушал  собственные реплики, вполне уместные и немного театральные, они успокаивали и позволяли продемонстрировать правильный образ мыслей.
     Но внутри была пустота и растерянность, и еще что-то, похожее на опрокинутое зеркало, а в нем – его, Арика, широко раскрытые от испуга глаза. Красноватый блеск в зрачках... это отблеск свечи, такой тонкой, что длинные, нервные пальцы вот-вот переломят ее пополам. Сплетенный из трех бледно-зеленых нитей восковой столбик неравномерно покачивается в такт... дыханию? Музыке? Молитве?
     Когда и где Арик видел себя таким? И почему его память хранит не саму картину, а только бледный отпечаток, мутное отражение в косо поставленном стекле?
     - Ты действительно этого не понимаешь? – спросил Габи, в упор глядя на него. – Ведь ты отказался от объяснений.
     - Что? – Арик вздрогнул так, будто его ударили. - Что ты хотел сказать?
     - Я хочу сказать, что Яэль любит тебя, - спокойно пояснил Габи. – Да, не удивляйся, такое иногда случается. Я слышал о зеркальной девушке, которая покончила с собой из-за любви к «настоящему» человеку. И знаешь как? У парня была зажигалка в виде пистолета, а девушка взяла ее отражение буквально из его рук и выстрелила себе в висок. Зеркало ведь не знало, что это всего лишь безобидная зажигалка.
     «Наверное, в зеркальном мире и цветы пахнут по-другому, - догадался Арик, - и воздух теплее или прохладнее, и облака можно достать рукой, а на ощупь они похожи на влажную морскую пену. А яд можно выпить, как обычную воду, и не отравиться».
     - Все зеркало было забрызгано кровью, - продолжал Габи и тонкая, неуловимо жестокая усмешка покривила его губы. – А потом она исчезла, словно высохла, даже следа не осталось. А через два дня и тело исчезло, растворилось в зелени, цветах и переливах неба. Вот такая у них смерть.
     Арик только слегка вздохнул.
     - И все-таки... как она может? – спросил он минуту спустя, имея в виду Яэль.
     - Она не понимает, что мы не такие, как она. Для нее ты – вернее, твое отражение – просто один из окружающих ее людей, плоский житель двухмерного мира. Собственно говоря, она и не догадывается о твоем «реальном» существовании, а если бы догадалась, ты, наверное, представился бы ей каким-нибудь монстром, отвратительным и непостижимым для разума чудовищем.
     Габи рассмеялся, сухо, с издевкой; а Ариком вдруг овладела горькая апатия, граничащая с бессилием. «Ну зачем он злорадствует? – шевельнулась в сознании неприятная мысль. – Ведь это же не искренне».
     - А ты хотел бы, чтобы я рыдал над этой трогательной мелодрамой? – язвительно поинтересовался Габи.


     Подсознательно Арик чувствовал, что ему следует как минимум испугаться, но внутри у него все было мертво, вяло, словно от одного его внутреннего горизонта до другого простиралась безжизненная и бескрайняя, лишенная растительности равнина. У него хватило сил только сказать:
     - Ты отвечаешь на мои мысли, а не на слова. Как странно... Я замечаю это не в первый раз.
     А мысленно добавил: «Я давно замечаю, Габи, что в тебе есть что-то противоестественное. Что-то, не позволяющее тебе быть таким, как все. Но я не боялся тебя, потому что думал, что ты никогда не захочешь причинить мне вреда. Сейчас я не уверен даже в этом».
     Легкая тень пробежала по лицу Габи, как будто кто-то невидимой рукой стер  с него улыбку. Теперь оно было усталым и болезненным, а кожа приобрела землистый оттенок.
     - Я не причиню тебе вреда, Арик. А что касается всего остального, то ты заблуждаешься.
     Арик ничего не ответил, и они молча вернулись домой, каждый погруженный в свои мысли. Во всяком случае, Арику было о чем подумать. Закрывшись в своей комнате, он лежал на небрежно задрапированной лазурно-золотым шелком кровати и наблюдал, как медленно движутся по потолку тонкие тени. Как извиваются в зыбком причудливом танце, совокупляются, образуя изящные живые конфигурации, и с неизъяснимой грацией пожирают друг друга. Вот такая у них смерть, как сказал бы Габи.
     А когда огненное, жидкое солнце, пульсируя, перелилось через ломкую линию горизонта, Арик выбрался, наконец, из своего убежища с готовым решением.
     - Габи, - начал он, стараясь не смотреть другу в глаза, - я  долго злоупотреблял твоим гостеприимством. Поверь, мне здесь было очень хорошо, и я искренне благодарен тебе, но... мне пора возвращаться.
     - К Жени? – резко спросил Габи, словно арканом перехватывая его убегающий взгляд.
Арик неопределенно пожал плечами.
     - Ну что ж, - казалось, Габи был не то растерян, не то огорчен. – Всему хорошему когда-нибудь приходит конец, иногда гораздо раньше, чем мы рассчитываем. Но на прощание я хочу исполнить твою просьбу. Помнишь, ты просил меня погадать...
     - Так ты можешь? – слабо улыбнулся Арик.
     - Ты ведь знаешь, что могу.
Они прошли в боковую комнату, где Арик никогда раньше не был, через дверь, которую он прежде принимал за встроенный стенной шкаф. Из мебели там находился только инкрустированный красным стол, два простых стула и маленькое зеркальце в круглой оправе посреди стола. Габи принес блюдце с водой, поставил его перед зеркалом, зажег свечу, и по поверхности импровизированного фарфорового пруда с бледно-зелеными берегами заструилась алая лунная дорожка. Подул легкий ветер, пустив по воде зыбкую рябь, качнулись темные кроны невидимых деревьев. Нет, это не луна... луна не светит так ярко.
     Габи буквально впился глазами в сотворенную им фантастическую картину, и под его настойчивым взглядом она задвигалась, ожила. В ней что-то происходило, неуловимо и страшно менялось, и следы этой перемены все явственнее насыщали воздух, подобно плесени, проступали на стенах комнаты, багровыми пятнами пошли по столу.
     Арик сидел, не смея шевельнуться.
     - Ты боишься? – спросил Габи, не переставая смотреть в зеркало.
Арик слегка покачал головой.
     - А если я скажу, что ты скоро умрешь?
Арик вздрогнул, как от удара, внутри у него все похолодело, и сердце, точно маленькая птичка, затрепетало и сжалось в комок под чьими-то ледяными, безжалостными пальцами.
     - Но ведь это не так?
     - Это не так, - с легкой улыбкой согласился Габи. – Но если?
Арика била тяжелая, мучительная дрожь. В эту минуту ему, действительно, казалось, что его жизнь и смерть целиком зависят от решения Габи.
     - Нет, - прошептал он умоляюще. – Я не хочу... Я еще так молод... Я ничего не успел сделать.
Габи поднял глаза от зеркала и с холодным любопытством устремил их на Арика.
     - А что, собственно, ты хотел успеть?
     - Я не знаю. Наверное, то же что и все... жениться, иметь детей...
Габи презрительно усмехнулся, и искренняя заинтересованность, вспыхнувшая было в его взоре, потухла.
     - Это сделают за тебя другие. Земля не опустеет, если ты не оставишь после себя потомства.
Арик опустил голову. Невыразимая печаль овладела им, нахлынула, как удушливая волна; и все его надежды, все то, что он нежно и бережно лелеял в сердце, растворилось в ней, точно соль.
     - Так что ты хотел успеть? – снова спросил Габи, с едва заметной насмешкой.
     - Я должен привыкнуть к мысли о смерти... свыкнуться с ней, принять в себя, как неизбежное. Обрести гармонию на грани небытия.
     Арик говорил и одновременно с удивлением и как будто со стороны вслушивался в свой голос. Что это за странные слова и откуда такая удовлетворенная улыбка на лице Габи?
     - Не беспокойся, у тебя еще есть время, - произнес Габи, вставая, и легким движением опрокинул зеркало на стол.
     Арик понял, что отсрочка получена.


Продолжение следует...