Яичко

Мне нежно скажет: " Рита, кум цу мир!"  

Ремонт – тема знакомая и неисчерпаемая; в последний раз мы его пережили 16 лет назад. В целях экономии мы позвали русского человека, которого порекомендовал приятель. Звали его… ну, например, Толиком. Впоследствии он стал любимым персонажем моих устных рассказов.

 Внимательно осмотрев  стены и потолки нашей большой квартиры, Толик деловито сказал: «Не бойся, хозяйка, я сделаю из них яичко!». Яичко он делал полгода. Машины у Толика не было, жил далеко, но приходил всегда вовремя. Работал добросовестно и неторопливо, по старинке.  Быстрым и, как мне казалось, удобным американским методам и средствам предпочитал дедовские, проверенные годами. 

 Мне нравился добродушный Толик, его непосредственность  и привычка  во время работы разговаривать с самим собой, его ностальгические рассказы о прошлой жизни. В нём чувствовалась какая-то детская незащищённость... Несмотря на тяжёлую жизнь в Америке, Толик никогда не жаловался и ни о ком не говорил плохо. Работа постепенно двигалась, и к концу месяца гостиная была практически готова. Время от времени мастер несмело просил у нас аванс и, не пересчитывая, засовывал деньги в карман джинсов. 

 Вскоре мы стали замечать за Толиком некоторые странности. Он стал ненадолго исчезать из дому. Возвращался непривычно весёлым и разговорчивым, избегая  дышать в мою сторону. В такие дни смотрел на уже сделанную работу с критическим прищуром  и, переделывал её, пытаясь довести до совершенства. Так прошёл ещё один ремонтный месяц. 

 В один из дней, вернувшись с работы раньше обычного, я застала поразившую меня картинку. Толик стоял, опершись двумя руками о стенку, и разговаривал с кем-то невидимым, сидевшим у него на плече: «Спусти ноги, бля, кому говорю! Ноги спусти, бля!..» Мне случалось много слышать о белой горячке, но увидеть воочию посчастливилось впервые. Прервав интересную беседу, я сгребла Толика и поволокла в ванную, где под его истошные крики держала минут десять под ледяным душем. 

 После нескольких чашек кофе Толик пришёл в чувство. Перед уходом он попросил очередной аванс– собирался съездить в Нью-Йорк. Муж выдал ему 200 долларов и подвёз к автобусу. На сердце у меня было неспокойно... В тот вечер мы вернулись домой поздно ночью, едва не споткнувшись о лежащего под дверью Толика. Я проверила его карманы – деньги исчезли. Утром позвонила жена Толика и велела ему забыть их адрес. Мастер остался жить у нас – так сказать, на рабочем месте. Я убрала из дому всё спиртное, что создавало определённые неудобства для наших гостей. 

 Он вёл себя покаянно и тихо: днями работал, ночью сиротливо спал на раскладушке.  Спустя две недели Толик решил снять комнату поблизости. Мы договорились, что денег ему не дадим, но при съёме оплатим первый и последний месяц, как принято. Надев свежую Бенину рубашку и заметно нервничая, Толик отправился смотреть квартиру по газетному объявлению. Вернулся наш мастер очень быстро, был молчалив и напуган. Оправившись от первой реакции, рассказал. Дверь ему открыл здоровенный мужчина в широко распахнутом махровом халате. Под халатом ничего не было. Толик оцепенел. Мужчина гостеприимно предложил войти и широким жестом показал на маленький закуток, смежный с хозяйской спальней: «Располагайтесь!» Домой Толик добежал со скоростью призовой лошади. 

 Больше о съёме квартиры речи не было. Через несколько дней я позвонила жене Толика и, заверив её, что он больше не пьёт, пообещала  высылать чеки лично ей.  Муж отвёз счастливого Толика прямо домой. Мастер сдержал своё слово. В течение многих лет квартира выглядела, как обещанное «яичко», и лишь недавно «яичко» дало трещины. Правда, мы пока не готовы возиться с цыплятами, и поэтому мне захотелось опять найти Толика.