Далеко-далеко.

– Нет, что вы! – Все шло строго по плану, и Вадиму даже стало скучно. – Я пришел сюда за справкой... – он коротко описал, какая справка ему нужна. – Но, как вижу, вы не закончили работать над документом, и мне не хотелось бы вас прерывать. Я могу подождать. Минут десять, а то и целых двенадцать. Как раз время, чтобы решить один кроссворд, больше не успею. Я не учел вашу занятость и поэтому не захватил ничего с собой. Поэтому и спросил. Так нету?

Ох, как бы хотелось поставить хама на место – ответить этому наглецу так, чтобы он забыл, как его зовут! Видите ли, он готов ждать двенадцать минут! Обнаглели окончательно! Ты у меня неделю будешь бегать, высунув язык! Нет, чтобы как обычный человек придти на следующий день, желательно с коробкой конфет, но можно и без. А если конфеты запасены заранее, то 20 минут на проверку по компьютеру и печатание бумажки вполне хватит. А дальше – все остальные процедуры, включая подпись начальника. И меньше чем через час получай справку – еще горяченькую... Ничего, я тебя помурыжу по полной программе!

Ольге Яковлевне так хотелось сказать что-нибудь ехидно-уничтожающее! Но ничего в голову не приходило... Пришлось выдавить из себя стандартное:

– Ждите. Я не бездельничаю. У меня есть начальство, и оно решает, чем мне заниматься. Закончу начатую работу и займусь вами.
Она была совершенно спокойна – справки в любой случае он сегодня не получит. Потребует запрос, сошлется на зависание компьютера, на отсутствие данных в базе, на устный запрет начальства, на письма от вышестоящих организаций... да мало ли способов показать, кто в лесу хозяин.

– Что вы сказали? Простите , я не расслышал, – елейным голосом пролепетал Вадим. Его даже передернуло от собственного голоса – елейного масла было в избытке, но притупить бдительность перед решающим штурмом никогда не помешает, да и контраст всегда хорош и в живописи, и в салате, и в закаливании, и в музыке. А о сценической речи и говорить нечего!..
– Я работаю и когда закончу, займусь вашими делами.

Вадим интуитивно почувствовал, что настал момент выстрелить из ружья, бездействующего с самого начала первого акта. Другими словами, действие вступило в решающую фазу, и теперь каждое его слово будет его или приближать, или бесповоротно удалять от намеченной цели – получения никчемной, мало кому нужной, кроме таких же протирательниц штанов и юбок, как эта Болонка Яковлевна, справки. Но кто не рискует, тот известно чего не пьет... Вадим резко встал, не забыв громыхнуть отдвинутым стулом. Осмотрелся вокруг. Шум от стула не произвел должного эффекта – мало кто обратил на новый звук внимание. Но не повторять же этот избитый прием дважды, как покойный артист Миронов – не хватало еще арбузной корки и возгласа "Черт побери!" . Он решил скомпенсировать неудавшийся фокус другим средствами – но, кроме добавочной громкости голоса, ничего не придумал. Впрочем, время важнее. Вадим отошел на шаг,. чтобы иметь возможность говорить погромче. Пару раз глубоко вздохнул, сосредоточился и, тщательно выговаривая каждое слово, приступил к главному.

– Я был бы вам очень признателен, если бы, разговаривая со мной или отвечая на мой вопрос, вы поворачивали голову в мою сторону. У вас прекрасная дикция и я не исключаю, что у вас за плечами – театральный институт, вам впору быть диктором на радио или телеведущей, но, видимо, у меня что-то со слухом. Мне приходится каждый раз переспрашивать и при этом чувстовать себя неловко, так как я отнимаю ваше драгоценное время и тем самым рискую навлечь на вас гнев вашего начальства. А это неправильно – жалкий проситель, каким в данном случае являюсь я, не вправе отнимать время у такого ценного специалиста, как вы. Вы согласны?

– С чем? – ошарашенно спросила болонистая дамочка.
– С тем, что я не вправе. – Как опытный боксер, Вадим сдела паузу – почувстовал, что можно не тратить силы на следующий удар – противник уже потрясен и готов упасть сам.
– Ничего не понимаю. Что вы хотели?
– Во-первых, я и сейчас хочу. – Тут одна из пишуших девиц прыснула так громко, что все остальные прекратили кто писать, кто стучать по клавишам, а кто и беседовать со своими посетителями. Да и сами посетители не возражали – такой цирк и унижение извечного классового врага, мнящего себя неизменным радетелем, не часто увидишь. – Я хочу, – продолжал Вадим, – чтобы вы не брали на себя непосильную задачу и не занимались одновременно двумя делами. – С каждым словом в его голосе прибавлялось металла. Но говорить громче он не стал, да и не было необходимости, ибо в многолюдном кабинете прекратились все звуки, кроме, пожалуй, негромкого шума компьютерных вентиляторов. – У вас и одно не очень-то получается.

Умение вывести противника из равновесия... – для этого не нужно быть матадором, своими пиками дразнящего быка или, на худой конец, иметь разряд по боксу. Этим умением владели еще кроманьонцы, когда противоставляли свои самодельные дубины вкусным саблезубым тиграм (или чем там они питались?). Однако эволюция иногда делает такие немыслимые фортеля – кроманьонцы вырастают в дипломированных специалистов, читающих Борхеса и Маркеса, а смелые тигры вырождаются в болонок, скрывающих свою трусливость за агрессивностью. Остается лишь неизменный и всегда безотказный метод.

– Что вы себе позволяете? – Болонка все более напоминала потрясенного серией ударов боксера – он уже не способен трезво оценить обстановку и понять, что проиграл начисто. Вместо этого он суетливо молотит печатками воздух, не соображая, что противник уже давно находится на недосягаемом для его кулаков расстоянии.
– Я себе позволяю надеяться, что вы четко выполните свой служебный долг, и я через десять минут уйду отсюда с нужной мне справкой. Я не слишком много себе позволяю?

Болонка молчала. Она уже поняла, что с этим соперником бороться безнадежно – слишком неравны силы, и каждая попытка удара нарывается на серию настоящих ударов.. Она уже готова была не только выдать этому странному типу справку, но даже проводить до двери, признать свою оплошность, в конце концов сделать немыслимое – извиниться. Но ведь самоуверенный и наглый посетитель уйдет, а ей придется ой как долго оставаться в обществе ехидных сотрудниц, которые не преминут при каждом удобном случае припомнить ее унижение... Что делать?

– Я же вам сказала – ждите.
– Господи, какая же вы непонятливая! – Вадим решил больше не церемониться. Ему стало совсем неинтересно – добивать противника, уже впавшего в полубессознательное состояние, так же неэтично, как бить лежачего. Но иначе это безобразная сцена никогда не закончится. – Я к вам пришел не за указаниями, как мне поступать. У меня есть родители, друзья, невеста, да и свою голову на плечах имею, и боюсь, что она по интеллекту не уступает вашей. Когда мне понадобятся ваши указания, я буду вас просить об этом. Именно просить! Вы знаете смысл слова "просить"? А у вас будет возможность отказать мне в моей просьбе, ибо давать ценные и бесценные указания не входит в ваши служебные обязанности. А вот выдавать справки – как раз входит. И поэтому я вас не прошу, а настаиваю, чтобы вы выполнили свой служебный долг. Но поскольку я столкнулся с вопиющей непонятливостью, а буду задавать вам простейшие вопросы, понятные даже вам.

Любой мало-мальски уважающий себя школьник знает, что если нагреть металлическую болванку до 350 градусов, то она начнет равномерно светиться красным. Лицо Ольги Яковлевны, при всей придирчивости наблюдателя, отнюдь не напоминало болванку – там присутствовали все необходимые атрибуты – рот, нос глаза, щеки... То ли потому, что форма лица была не болванкообразной., то ли из-за нессоответствия материала, но о равномерности свеченя не могло быть и речи – здесь была представлена вся гамма цветов – от умеренно-розового до ярко-пунцового, включая всевозможные промежуточные оттенки – румяный, алый, карминовый, пурпуровый, багряный и просто банально-красный. Причем все это играло, цвета калейдоскопически менялись с бешеной быстротой, и, если бы здесь случайно оказался студент художественного училища с мольбертом, красками, кистями и прочими причиндалами будущего Микеланджело, то он рисковал бы свихнуться от немыслимого цветового богатства неожиданно представившейся ему натуры. Но студенты, мечтающие нарисовать черный пятиугольник и тем самым переплюнуть Малевича, ходят не в инстанции, а в музеи, и потому на эту цветовую симфонию, сопровождаемую вадимовыми пассажами, глазели представители лишь двух категорий – коллеги и посетители. Зато как глазели!..

Не переставая говорить, Вадим продолжал наблюдать за публикой. Триумф, другое слово трудно подобрать! У посетителей загорелись глаза, некоторые с трудом сдерживали улыбки, а то и приглушенный смех и, понимая, где находятся, шли на разные ухищрения – искали что-то под столом, доставали носовые платки, дабы протереть якобы запотевшие очки, утыкались носом в документы... Коллеги Болонки, забыв, что многие из них зачастую ведут себя так же, как и она, не могли скрыть радости и удовольствия от необычной сцены. А может, просто сознавали, что на тесной карьерной лестнице с этого дня будет одной конкуренткой меньше... Вадим, продолжая стоять, начал задавать вопросы.

– С вашего компьютера можно добраться до данных моей семьи, необходимых для выдачи этой справки?
– Да.
– Сколько времени это займет?
– Не знаю.
– Как понимать "не знаю"? Вы никогда такое не делали?
– Делала, но выходило разное время.
– Какое максимальное?
– Не помню.

Вадим понял, что слишком ослабил хватку, надо придавить. Вокруг ихнего стола под разными предлогами скопилось немало народу, в основном – коллеги Болонки. "Ага, понимаете, что и вас может ждать такое же!" – злорадно подумал он.

– Ясно, свое рабочее время вы не цените. Вам повезло, что у меня нет дел к вашему начальству, иначе бы обязательно нажаловался на нерациональное использование времени. Но я свое время ценю, и вам придется вспомнить, сколько пришлось ждать в самом медленном случае.
– Минут пять, зависит от загрузки сети.
– У вас бланк справки есть?
– Есть. Электронный. Вношу данные, потом печатаю на принтере.
– Фамилии, имена и адреса набираете или копируете из базы?
– Набираю.
– Глупо, конечно, но это не ваша вина. То есть вы уже можете набирать мои и матушкины данные из паспортов и с моих слов, не дожидаясь, пока компьютер выдаст запись и подтвердит правильность набранного? Да?
– Я так никогда не делала.
– Я не собираюсь копаться в вашем прошлом. Оставьте его себе. – Окружающие девицы снова прыснули, но Ольга Яковлевна уже ничего не соображала. Вадиму страсть как хотелось отвесить окружающей публике поклон, но он сдержался и, как ни в чем не бывало, продолжил тоном строгого учителя: – Сегодня будете впервые работать рационально. Благодарности мне не надо. Я взяток не беру. Кстати, и не даю.

"Черт, зачем я о взятках сказал? Ведь Болонка уже была как ручная, а теперь, не дай бог, встрепенется и насторожится, услышав знакомое слово. Или хуже того – обидится. И начинай все сначала... Вот к чему приводит мой проклятый нарциссизм!"

– Девочки, зачем вы здесь столпились? Ольга Яковлевна вам обязательно расскажет, как можно все делать правильно и быстро. Дайте нам поработать. – Вадим опустился на стул и повернулся к Болонке. Голос его вновь приобрел прежнюю мягкость, а лицо приняло добрейшее выражение. – Ну что, Ольга Яковлевна, как думаете, справимся?

Театр одного актера! Плохой и хороший следователь в одном лице! Сейчас перед совершенно сбитой с толку женщиной сидел самый добрый человек на свете и улыбался. Улыбался ей! И как он точно выразился – "справимся"! То есть он готов разделить с ней, специалистом третьей категории, всю сложность предстоящей работы. Уж винить самого себя за задержку он точно не станет.

Ее лицо выражало уже не безразличие и даже не благодарность. Оно выражало преданность. – "Еще бы, ведь этот кошмар с позорищем перед коллегами закончился. Все-таки молодец этот нагловатый посетитель. Он честно заслужил свою справку". Болонка уже забыла, кто обрек ее на позор и унижение. В памяти осталось лишь, кто ее от унижения избавил...

"А ведь она симпатичная женщина. И добрая... Что делает с людьми проклятая жизнь..." – думал Вадим спустя полчаса, унося в борсетке заветную справку.

– Получите, сэр братишка! – Вадим и позой , и голосом, и даже с трудом сдерживаемой серьезностью напоминал римского триумфатора после взятия очередного города, с той лишь разницей, что грабить город не собирался. Впрочем, триумфатором он был всего несколько секунд, а потом опять перевоплотился в свое обычное состояние. С ужимками провинциального фокусника он молниеносным движением достал из заблаговременно расстегнутой борсетки драгоценную справку.
– Ой, Вадик, – за Дениса ответила его мать, – не знаю даже, как тебя благодарить.
– Как, как... – хмуро отозвался сыночек. – Накорми его гречневой кашей. Так сказать, пищей богов. Заслужил наш волк – выгрызатель бюрократизма, непочитатель мандатов, катитель любых бумажек...

Справка справкой, но кому охота лишний раз признаваться в собственном бессилии... Вот у братца совсем другое дело – пришел, увидел, получил. "И почему у Вадьки так все легко получается?" – эта невеселая мысль продолжала сверлить Денису голову, не давая покоя.

Как бы прочитав его мысли, единокровный брат улыбнулся и произнес совсем не каноническую фразу:

– Бог тоже на первых горшках обжигался. А потом наловчился, аж очередь стояла. И ты научишься. Учись, пока я жив.

Опять короткие фразы и в конце – избитая хохма! Это могло означать лишь одно – мысли Вадима уже были далеко-далеко... А где именно – разве узнаешь?.. Может быть, там, где люди не воюют с себе подобными. Нигде не воюют – ни в воздухе, ни в парламенте, ни в подворотнях, ни в казенных кабинетах. Где практически невозможно объяснить большинству смысл слова "унижение". Где изначально каждый мог рассчитывать на участие, и не существовало ни одной ценности, ради которой люди вынуждены бы были против своей воли отдавать самое дорогое, что им дано – время, а попросту – кусок драгоценной, потому как единственной, жизни. Отдавать напрасно, бездарно, пошло...
Может быть, и есть такое место... далеко, но все же есть! Далеко-далеко... Только вот как его найти...