Мы ждём перемен

Голос с небес

Вечер 9 февраля. Мы с фотографом пьем чай и обсуждаем, как попасть на демонстрацию, посвященную 31?й годовщине Исламской революции. Мы рассчитываем увидеть какие-нибудь события с участием «зеленого движения» — так здесь называют оппозиционеров. Проблема в том, что снимать публичные протесты в Иране запрещено. Подобная съемка приравнивается к антиисламской деятельности. В лучшем случае нам грозит срок в тюрьме для политзаключенных, в худшем — виселица. Наше обсуждение сводится к тому, что залезть на зеленую елку и не ободраться у нас не получится.

Почему «зелеными» называют себя те, кто вроде бы протестует против религиозного режима, — вопрос, который кажется парадоксальным только за пределами Ирана. Здесь ты сразу понимаешь, что представлять себе линию противостояния как столкновение между сторонниками исламского и светского Ирана — значит сильно упрощать ситуацию. Изломы этой линии гораздо более причудливы. Люди, которые выходят на улицы, попадают в тюрьмы и даже на виселицы, рискуют и страдают не за то, чтобы жить как в Европе или Америке, скорее — как в Турции. Противники Ахмадинежада, как и его сторонники, тоже ходят в мечети, регулярно совершают намаз, не любят Израиль — и все это делают искренне. «Зеленые» не против ислама, но при этом они борются за права человека. Просто, по их мнению, аллах — это милосердный бог, а не полицейский с дубинкой.

Ровно в десять вечера на улице раздается: «Аллах акбар!» Крик подхватывают десятки голосов. Мы выбегаем — на улице никого. Темно и пусто. Толстая кошка пытается перевалиться через канаву. Но крики не прекращаются. По ритму они напоминают речевки футбольных фанатов. Только нет ни футболистов, ни болельщиков. Мы здесь одни.

Звук идет прямо с ночного неба. Но это не глас божий. Это и есть «зеленые». В Тегеране плоские крыши. На них удобно утром делать зарядку, а вечером протестовать против президента Ахмадинежада. Из окон никто не кричит: соседи могут запомнить «нехорошую квартиру» и доложить куда следует. Крики прекращаются на одной крыше и сразу же начинаются на другой. Волна протеста несется над ночным городом и, наверное, заставляет сильно нервничать тех, кому она адресована. Именно этот момент запечатлен на уже ставшей знаменитой фотографии Пьетро Мастурцо, которая получила в этом году главный приз конкурса World Press Photo.

Позже нам рассказали, что эта форма протеста не нова. «Голос с небес» сопровождал и Исламскую революцию в конце 70?х. Отцы передали опыт протеста детям, а те применили его против системы, построенной родителями. В последние полгода «голос» звучит регулярно. Полиция не может его полностью контролировать — снизу не видно, на какой крыше кричат. А стражи порядка пока не имеют права вламываться в дом без ордера или без жалобы соседей — это противоречит нормам ислама: в своем доме женщины могут ходить с непокрытой головой, и если полицейский входит без приглашения, ему нужны веские аргументы для нарушения религиозного закона. Но риск попасться все равно есть. Немногочисленные противники «зеленых» устанавливают на крышах яркие прожекторы, чтобы сделать еле различимые силуэты видимыми для полиции.

Рок в хиджабе

Под одной из таких крыш гитарист группы 5 grs Пуджан рассказывает, откуда взялось название его группы. Отец Пуджана был известным художником. На одной из его картин было изображено высохшее дерево на берегу водоема. Пять сухих веток свисают в воду. Это — одна часть картины. Вторая часть — отражение дерева в воде. Над водой оно мертвое, а отражение — молодое и красивое, на месте мертвых веток живые, с зелеными листьями. Сын был впечатлен работой отца. В тот момент ему пришло в голову название — «Пять граммов». Я потратил минут пятнадцать на то, чтобы понять, какая связь между этой картиной и пятью граммами. Безуспешно. На все мои вопросы Пуджан только улыбался и недоуменно отвечал: «Ты правда не врубаешься?» Наконец я забил на это дело, списав свое непонимание на разницу культур и загадочную иранскую душу.

— Пуджан, как думаешь, если бы твой отец был жив, он запрещал бы тебе играть рок?

— Никогда.

5 grs — первая в Иране рок-группа с женским вокалом. Сама вокалистка отказалась встречаться с журналистами: у нее двое детей, муж знает о ее увлечении и не препятствует, но до известных пределов — например, на фестиваль в Армению она не поехала, вместо нее на сцене стояла другая девушка. Причина все та же: двое детей, рисковать нельзя. Единственные ее концерты в Иране — это записи на студии, на которых присутствуют только друзья, те, кому можно доверять. За пределами страны 5 grs можно увидеть только на YouTube, где выложен их видеоклип. В клипе лицо вокалистки скрыто под белой маской, на ней черный плащ с капюшоном. Голос — единственное, что она может открыть публике. Хриплый, зловещий, он совсем не похож не только на голос мусульманки, но и на женский голос вообще.

Наш проводник, внук русской бабушки Амирхусейн, выдает энергичное соло на ударной установке. Он доволен: у него есть слушатели — мы с фотографом. Этот здоровый лысый парень записывает местные группы и отправляет диски за границу. Мечта всех ребят — понравиться американскому или британскому продюсеру. Но они были бы рады и приглашению поиграть в каком-нибудь клубе Москвы.

В его студии уже другая популярная рок-группа, если в Иране уместно такое понятие. Azhirock означает «Предсмертный крик».

У этой музыки такой же бешеный ритм и жесткий вокал, как у «Пяти граммов». Такое ощущение, что у всех тегеранских рок-групп единая расшатанная нервная система. Гитарист Касра пытается объяснить мне, иностранцу, тонкости местной рокерской жизни.

— Ты должен понять, что в целом занятие музыкой здесь не является смертельно опасным, — терпеливо втолковывает он. — Да, это запрещено. У тебя будут проблемы с тем, чтобы найти помещение, тебе не будут разрешать выступать, тебя могут забрать в полицию дня на три, возможно, там подстригут, отберут инструменты. Но это не то, за что тебя могут посадить в тюрьму или казнить. Если, конечно, не поешь оппозиционные песни.

— А если поешь?

— Не знаю. Многим пришлось покинуть Иран. Хотя есть и такие «зеленые» рокеры, которые поют политические песни только для того, чтобы уехать из страны. Переезжают за границу и потом меняют свой цвет.

— Про что вы поете?

— Про перемены. Рок всегда за перемены. Я остро чувствую, как они сейчас необходимы людям. У нас нет политических текстов, но мы ждем перемен, — говорит Касра, который не слышал ни одной песни Виктора Цоя.

Каких именно перемен они хотят, эти ребята объяснить не могут. Все, что им нужно, — это публика и возможность проведения концертов. Создается впечатление, что их музыка — не протест против правительства, которое они же называют тоталитарным, а всего лишь звуковая дорожка к какой-то новой жизни. Уже неважно, какой.

Когда они говорят о своей внеполитичности, очень трудно понять, сколько в их словах правды, а сколько страха. Никто из рокеров точно не знает, что им будет за «зеленые» слова. Но все говорят, что те, кого ловят за участие в акциях протеста, просто исчезают. В момент ареста люди кричат свое имя. Чтобы искали.