Мы ждём перемен

Повешенные

Валентинки в Иране друг другу дарят, но за антиреволюционную деятельность все-таки вешают. Конечно, в стране есть суд, и можно добиться смягчения приговора, но риск есть всегда. Ребята из группы Hang («Виселица») поют политический рок. Они прекрасно понимают, к чему может привести их творчество. И тем не менее принципиально не поют на английском языке. Только на фарси. Чтобы иранцы могли их услышать.

Мы снова в студии у Амирхусейна. «Повешенные» принесли с собой черные маски и противогазы. Съемка с закрытым лицом не только из соображений безопасности. Это уже их фирменный стиль. Они надевают противогазы, чтобы сказать: «Нам здесь нечем дышать!»

Мы пьем безалкогольное пиво (с араком или нет — не разобрать), курим сигареты, разговариваем о том, что в Иране сейчас идеальная обстановка для рока. Запреты — самая плодородная почва для рокеров. Весь музыкальный мир скулит о том, что рок-н-ролл мертв, а здесь он развивается вопреки всему.

— Оппозиционное движение может что-нибудь изменить в вашей стране?

— Все уже изменилось. Иран стал другим. В течение четырех дней после выборов люди почувствовали запах свободы и уже никогда не забудут. У них блестят глаза! — У лидера группы Мазара тоже блестят глаза.

— И как скоро все изменится?

— Сложно сказать. Возможно, понадобятся годы, а может, хватит одной ночи.

После выборов в группе случился раскол. Вокалист не сошелся политическими взглядами с остальными. Пришлось с ним расстаться. «Повешенные» не принимают «правильного мышления». Мазар не думает о том, что будет, если «зеленые» добьются смены правительства. Он понимает, что в этом случае его музыка изменится. Ему очень хочется посмотреть как.

Самому молодому «повешенному» 18 лет. Его зовут Джарад — очень красивый парень. За ним бегали бы все девчонки мира. Но Джараду сейчас не до них. Он хочет говорить про свободу.

— Вам никогда не хотелось вопреки всем запретам выступить публично?

— Всегда хочется, — говорит Джарад. — Но мы и так с нашей музыкой и противогазами находимся на самой грани. Следующий шаг — тюрьма.

— А что бы вы сказали людям, если бы выступили открыто?

«Повешенные» в замешательстве. Они перешептываются, напрягаются и в конце концов принимают решение выслать ответ по электронной почте. На следующий день от Мазара приходит мейл:

«Это — отрывок из стихов, которые я посвятил Неде Агхасолтан (первая жертва прошлогодних протестов. — «РР») и другим людям, которые БЫЛИ УБИТЫ правительством после выборов в Иране:

«"Видел ли ты то, что видел я посреди ночи?
Видел ли ты, как они уничтожили мир?
Ты почувствовал ее взгляд, ищущий свет,
Ты почувствовал, как она перестала дышать?”
С наилучшими пожеланиями, Мази».

Да, я тоже ожидал чего-то более внятного. Но как он дышит, так и пишет. Иранское подполье распирает от «Мы не хотим!», но оно пока не в состоянии продолжить фразу: «Мы хотим…» Их бешеная и жесткая музыка — это пока только выплеск эмоций несвободного человека. Все тот же саундтрек к фильму про двойную жизнь, который непрерывно крутится в формате какого-то гигантского 3D на тегеранских улицах и в капсулах-квартирах. У героев этой музыки нет публики, они напоминают людей, кричащих в стену. Они пока только ждут перемен. Это еще не рок-н-ролл, но уже где-то близко.

Фото на память

Двор дома Сейеда. Мы стоим у пустого бассейна. Сейед только что схоронил свою жену, он печально рассказывает, что она была архитектором и этот бассейн — ее проект. Десять метров в длину, метра три в ширину, в нем нет «лягушачьей» зоны, глубоко везде. Только сейчас на дне сухие листья. Она любила плавать. Сейед даже не считал, сколько раз она могла проплыть туда и обратно. Внезапно мой друг оживает:

— Хочешь, я покажу ее фотографию?

— Конечно.

Сейед уходит в дом. Без воды его бассейн выглядит одиноким. Он возвращается с фотографией, перетянутой темно-коричневой лентой. Под лентой изображение женщины на темном фоне. Снимок кадрирован по грудь. Она обнажена. Нет традиционного хиджаба, нет волос. Она знала, что скоро умрет. Ей хотелось сделать это свободно, выйти из своего частного андеграунда и больше ничего не ждать. Это и есть настоящий рок-н-ролл.