Маленький тосканец

ссылка на видео - под публикацией

Маленький тосканец – это великий итальянский дирижёр Артуро Тосканини, родом из провинции Тоскана. Toscanino по-итальянски и значит – маленький тосканец.

Несмотря на то, что он был всего пяти футов ростом, Тосканини был грозой музыкантов и певцов во всём мире. Его вспыльчивый и раздражительный характер доводил их до слёз. В то же время Тосканини никогда не боялся высказываться открыто обо всём, о чём думал, в том числе – и о фашистах, и об их лидере (дуче) Бенито Муссолини. Поэтому итальянским чёрнорубашечникам был отдан приказ “преподать урок” строптивому маэстро.

15-го мая 1931-го года к Teatro Communale в Болонье подъехал автомобиль, в котором находился Артуро Тосканини. Его узнавали по короткой полной фигуре, по внимательным и решительным глазам, по шляпе с закрученными полями. Тосканини вышел из машины, и тут его окружили чёрнорубашечники. Они пришли к театру по приказу местного фашистского вожака, многие из них держали в руках тяжёлые дубинки. Их задачей было “научить Тосканини хорошим манерам” за то, что он осмеливался не подчиняться указаниям дуче. Возле театра стояли также и несколько полицейских, но они делали вид, что их ничего не касается.

Тосканини вместе с дочерью Вандой стали пробираться сквозь толпу. Хулиганы начали плевать в него, двое из них набросились на маэстро и дубинками наносили ему удары по шее и по плечам. Другие стали бить Ванду по лицу и угрожать дубинками и ей. Понимая, что до входа в театр им не дойти, Тосканини с дочерью при помощи шофёра отступили к автомобилю и уехали в гостиницу. Той же ночью фашисты собрались под окнами их номера, выкрикивая оскорбления и угрозы “Смерть предателю!”

На следующее утро эхо этого скандала разнеслось по всему миру. Дело в том, что Артуро Тосканини, хотя и был лишь вторым, после Бенито Муссолини, самым известным в мире итальянцем, по той любви, которую испытывали  к нему любители музыки, был, безусловно, первым.

Он не любил Муссолини, но не был политиком. Напротив, он всегда отличался наивным равнодушием к политике. Конфликт Тосканини с фашистами был, впрочем, легко объясним. Дело в том, что, кроме любви к музыке, Тосканини был привержен к идеалам гуманизма, свободы и равенства. В этом он был человеком мужественным и безкомпромиссным. Он всегда говорил то, что думал, а если слов оказывалось недостаточно, предпринимал активные действия ради своих идеалов. Конфликт с Муссолини начался с того, что Тосканини отказывался исполнять фашистский гимн Giovenezza перед началом своих концертов. Несмотря на требования и угрозы, маэстро своего решения не отменял. Не помогла даже личная просьба самого Муссолини. “Политика и музыка – несовместимы”, – таково было последнее слово Тосканини.

В концертных и оперных залах Италии слово Тосканини было законом. Его вспыльчивости и несдержанности боялись больше, чем неудовольствия фашистских боссов.

Фашисты решили завлечь Тосканини в ловушку. Его выманили из миланской оперы в Болонью, пригласив дирижировать оркестром в концерте в честь старого друга маэстро – композитора Джузеппе Мартуччи. Тосканини, конечно, с удовольствием на это согласился. И вот, в последний момент профашистский мэр Болоньи информировал Тосканини о том. что если он не начнёт концерт гимном Giovenezza, концерт будет отменён. До начала концерта оставалось три часа. “Ни за что! – заявил Тосканини. – Я буду дирижировать оркестром, несмотря ни на что”. О том, как чёрнорубашечники встретили его у театра, мы уже знаем. Но последствия скандала 15-го мая приняли неожиданный оборот. В Милане студенты собрались на главной площади города, выкрикивая лозунги: “Evviva Toscanini!” (“Да здравствует Тосканини!”) и “Долой фашистов!” Демонстранты срывали оперные представления в Риме, Милане и Турине. Американский дирижёр Серж Кусевицкий, русский по происхождению, отменил серию концертов в Италии до тех пор, как сказал он, “пока не будет восстановлена справедливость по отношению к моему коллеге”.

Сконфуженный Муссолини объявил, что он временно берёт Тосканини под свою защиту. 7-го июня 1931-го года Тосканини получил разрешение покинуть Италию. Покидая родину, на границе с Швейцарией Тосканини сказал: “Если хотите – можете меня убить. Но пока я жив, я буду говорить всё, что думаю”. Расставание с родиной продлилось 15 лет.

Но за эти 15 лет итальянцы не забыли своего любимца. Они слушали на коротких волнах трансляции его концертов. Когда американские войска в 1945-м году вошли в Милан, первым, что они увидели, был лозунг, написанный большими буквами на стене оперного театра Ля Скала – “Vogliamo Toscanini!” (“Хотим Тосканини!”).

Тосканини вернулся в Италию в апреле 1946-го года, и опять, как в старые времена, оперные певцы и музыканты оркестра с ужасом думали о том, что их ждут несдержанные выходки великого дирижёра, его почти невозможные требования и неуправляемый характер. Маэстро признавал лишь высшие стандарты, причём – любой ценой. Разумеется, простым смертным тяжело было соответствовать этим стандартам, и тогда начинались знаменитые приступы Тосканини. Он мог ругаться, как матрос, на итальянском, немецком, французском и английском языках. “Убийцы! – кричал он проштрафившимся музыкантам. – Свиньи! Клоуны! Когда я умру, я вернусь на землю и устроюсь вышибалой в борделе, и никого из вас туда не пропущу. Никого!”

Известная певица, сопрано, отличавшаяся полновесной фигурой, была вся в слезах. После того, как она сфальшивила ноту, маэстро сказал ей: “Если бы у вас вот здесь (и он приложил палец к голове) было столько же, сколько здесь (и он приложил палец к бюсту певицы), вы пели бы гораздо лучше!”

Когда словесные высказывания и оскорбления не достигали цели, у Тосканини начинались приступы вспыльчивости и раздражительности. Он ломал об колено дирижёрские палочки и кидал обломки в музыкантов. За этим следовали его ручные часы и всё, что попадалось под руку. Зачастую летела в оркестр и лампа с дирижёрского пульта. Много раз Тосканини хватал с пульта партитуру, рвал на части нотные листы и тоже швырял, как конфетти, в оркестр. Однажды он даже сорвал с себя рубаху, разорвал её на куски и вцепился зубами в собственную руку, поранив себя до крови. В Америке, где Тосканини был главным дирижёром Нью-Йоркского филармонического оркестра, он неоднократно прикладывался к тяжёлому дирижёрскому пульту. Дошло до того, что этот пульт прикрепили болтами к стальной раме, но всё равно маэстро ухитрился однажды сорвать пульт с болтов и швырнуть его со сцены. Один скрипач из его оркестра так описывал припадок Тосканини: “Это был самый ужасающий звук, который я когда-либо слышал. Казалось, что этот звук исходит из самих внутренностей Тосканини. Он как будто становился в два раза больше, его рот был широко открыт, лицо становилось красным, как перед началом апоплексического удара. И тогда раздавался ужасный звук невероятной силы”.

Иногда было опасно даже находиться рядом с маэстро, когда его кровь начинала закипать. Так, во время репетиции 9-ой симфонии Бетховена в Турине Тосканини вышел из себя и нечаянно попал своей палочкой в глаз одному из музыкантов. Музыкант подал в суд. Один из известныз психологов, профессор Пастор, дал показания в пользу Тосканини и сообщил суду: “Я провёл специальное патологическое обследование синьора Тосканини и обнаружил, что во многих случаях на этого принца дирижёров находит такое возвышенное умопомрачение, что он теряет свои нормальные качества. Гений, который находится внутри, или – скорее - вне его, видоизменяет его до такой степени, что сдерживающие маэстро нервы полностью парализуются. В порыве вдохновения он становится трагической жертвой искусства и не способен отличать плохое от хорошего. Возвращение его к нормальному состоянию после выступлений весьма затруднительно, поэтому он испытывает нервное истощение, не может спать, его зубы непроизвольно стучат, его мускулы, руки и ноги болезненно скованы, и весь его организм вибрирует, как почва после ужасного землетрясения”.

Основываясь на показаниях профессора, судьи оправдали Тосканини, объявив при этом, что “гения нельзя судить по меркам, применяемым к простым смертным”. Гений же часто винил во многом самого себя. Много раз он кричал музыкантам: “Это я виноват! Я не объяснил вам, что я слышу внутри себя!” То, что он слышал “внутри себя”, и составляло музыкальный характер Тосканини. Его видение основывалось на буквальной интерпретации оригинальной партитуры композитора, он не обращал внимания на сложившиеся традиции в исполнении тех или иных произведений. Один из американских критиков писал о Трсканини: “Он уподоблялся реставратору, который очищает великие полотна, никогда прежде не виденные в их оригинальных красках современными зрителями”.

Разумеется, взгляды Тосканини на музыку создавали дополнительные трудности для музыкантов, многие из которых привыкли к тому, что можно пропустить неудобную ноту или бегло пробежаться по трудному пассажу. Один из оркестров, которым дирижировал Тосканини, настолько был измучен его постоянными криками “Но!”, что прозвал дирижёра “Тосканоно”. Но Тосканини был настолько талантлив как дирижёр и настойчив в достижении своих замыслов, что его влияние на музыкантов было буквально магическим. Ни один из дирижёров до Тосканини не достигал такой точности в оркестре, результаты его были зачастую откровением.

Партитура была для Тосканини Библией, но он редко пользовался ею. Почти все произведения он знал напамять. Он мог запомнить оперную партитуру, включая все вокальные и инструментальные партии, хоры и даже сценические указания, за одну ночь. На следующее утро он мог уже репетировать, не открывая нот, и не ошибался никогда. Однажды один из тромбонистов оркестра появился в уборной Тосканини перед началом оперы “Аида” с жалобой на то, что его инструмент испортился и он не может взять какую-то ноту. Тосканини на минуту задумался, а потом сказал музыканту: “Не волнуйтесь. Этой ноты вообще во всей опере нет”.

Впрочем, тому, что Тосканини предпочитал запоминать партитуры наизусть, есть простое объяснение: он страдал близорукостью. А близорукость развилась у него потому, что в детстве он читал в кровати даже тогда, когда отец выключал свет. Детство Тосканини прошло в бедности. Он родился 25-го марта 1867-го года в Парме. Семья была настолько бедной, что на столе никогда не было мяса. Такой факт пригодился Тосканини позже, когда он поступил в музыкальную консерваторию в Парме, где царила монастырская обстановка. Там основной едой была рыба, на мясо студентам выдавали специальные талоны. Тосканини продавал свои талоны на мясо, а вырученные деньги тратил на покупку нот. Но рыбная диета оставила свой отпечаток: позднее Тосканини никогда в своей жизни рыбы не ел.

В консерватории Тосканини пришлось учиться игре на виолончели. Пришлось – потому что инструменты не выбирались студентами, а назначались им. Но с самого начала его привлекало дирижирование, он даже создал нелегальный студенческий оркестр и репетировал с ним тайком, за закрытыми дверями. Администрация, впрочем, об этом узнала, оркестр разогнали, а самого руководителя посадили в наказание на хлеб и воду. Всё же консерваторию Тосканини окончил с отличием. Свою профессиональную карьеру он начал как виолончелист. Он поступил в оперную труппу, которая ездила со спектаклями по всему миру. И вот однажды (это случилось в Рио-де-Жанейро 30-го июня 1886-го года) Тосканини получил шанс быть дирижёром. Ведущий дирижёр оркестра во время представления оперы повздорил с певцами и покинул театр. Оперой стали дирижировать два других дирижёра, но их освистала недовольная публика. Тогда кто-то из певцов вспомнил 19-летнего виолончелиста: “Этот парень всю оперу держит в голове”. Тосканини стал за дирижёрский пульт, утихомирил публику и спас представление.

Продолжение следует...