Есть еще порох...
Таково, на данный момент, общее положение вещей в современном музыкальном мире, на фоне которого мы и погорим о проблемах сегодняшнего азербайджанского джаза.
Собственно, и проблем-то, кажется, не существует! Во всей мировой музыке есть, а у нас, по всему, нет! Новое поколение наших джазистов успешно выступает в стране и за рубежом, завоёвывает лауреатства на престижных международных фестивалях, приглашает в свои проекты звёздных участников, получает замечательную прессу и отзывы, и, главное, без устали пропагандирует и развивает основную достопримечательность национальной традиции – джаз-мугам. Послушать некоторых из них, так мир просто потрясён уровнем их мастерства, а исполняемый ими джаз-мугам прямо-таки перевернул джазовые понимания и представления. И конечно, все они – истинные патриоты, и, безусловно, каждый из них единственной целью своей музыки ставит прославление родного отечества. Помнится, у одного даже слёзы на глаза навернулись, когда он, в Италии кажется, узрел на афишах рядом со своей фамилией слово «Азербайджан». К тому же, совершенно искренняя убеждённость в чрезвычайной важности собственного творчества, чрезвычайной его актуальности и необходимости, потому как оно, это творчество, имеет колоссальное значение для джазовой культуры. Во всяком случае, для национальной – безусловно! Порой, вообще представляется, что чем дальше, тем всё больше и больше у нас самобытных, неповторимых и оригинально мыслящих джазовых фигураций. Впору, действительно, поверить в масштабность, исключительность и перманентную востребованность нашего современного джазового искусства. А ещё лучше убедить себя в том, что мировой джаз и дня бы не прожил без нашего в нём участия. Чем не картинка, обрисованная в «Дневнике» Жюля Ренара: «Целый час меня бьёт лихорадка и жажда величия».
Если же серьёзно… Обесценить чьё-то искусство можно уже одним тем, чтобы намного сильнее предпочитать другое. (Как, допустим, сакральное в вере нивелирует или принижает сакральное в чём-то ином.) Однако приём этот применить мне не только трудно, но и невозможно. Во-первых, потому, что люблю джазовую культуру своей страны, во-вторых, слишком несопоставимым выйдет размах сравнения. Оттого, что скажу: творчество, к примеру, Била Эванса для меня предпочтительнее творчества какого-либо азербайджанского пианиста, а искусство Джона Колтрейна несравнимо привлекательнее игры даже лучшего нашего саксофониста, мало того, что вызовет недоумение своей банальностью, но, в целом, ничего не прояснит и не даст. Мы пока ещё не в том статусе, когда нас можно бы было мерить такими имена и величинами, для нас пока слишком высока подобная в джазе планка. Хотя, признаю, что всегда лучше соотносить себя с самым великим и недосягаемым. Только не в данном случае. Ведь не соотносим же мы творчество наших композиторов-академистов с музыкой Яниса Ксенакиса, Пьера Булеза или Карла Штокхаузена, потому как, при всей значимости подобного сравнения, оно пока неуместно, неправдоподобно и нарочито завышено.
Нашим бы молодым – в первую очередь, речь о молодых джазистах, претендующих на лидирующие роли и позиции, а это, как правило, музыканты-клавишники – начать в джазе с простого, порой элементарного, которое, на поверку, выходит едва ли не наиважнейшим, наисерьёзнейшим. Я о джазовых стандартах. Тех самых стандартах, которые играются в любом джазовом клубе Нью-Йорка или Чикаго на раз, без всякой подготовки, разговоров, совещаний и раскачиваний. Ударили по басам и аккордам, и покатили. И стандартов таких насчитаешь за один вечер, по крайней мере, штук 15-20, а если походить чуть чаще, то и более полутора сотен наберётся. И знать их все необходимо назубок, и исполнять безо всякого, и в ансамбль вписаться так, будто в нём родился и вырос. Тут не прикроешься джаз-мугамным покрывалом, не спрячешься за экзотическую ладовую специфичность, не начнёшь объяснять, что у нас – особый ни на кого не похожий национальный стиль, что наш джаз имеет совершенно самостоятельный почерк и окрас, что… Никаких! Вот ты, вот мы, а вот то, что называется джазом! Будь любезен, товарищ!
Если честно, мне трудно вообразить даже, чтобы кто-то из нашей новой генерации был способен вот так запросто войти в нью-йоркский или чикагский джаз-клуб и, будучи ни с кем незнакомым, смело подняться на сцену или сесть в круг и тотчас же подхватить любой предложенный стандарт.
Причём, в идеале память джазиста должна хранить порядка двухсот-двухсот пятидесяти таких (а лучше свыше трёхсот) традиционных стандартов, чтобы уверенно чувствовать себя в любых джазовых ситуациях. Что вовсе не есть задача чрезмерная или необъятная. Ведь знает же назубок хорошо образованный классический музыкант энное количество тем Баха, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шопена, Шумана, Листа, Вагнера, Брамса, Верди, Бизе, Чайковского, Дебюсси, Равеля, Стравинского… А для очень хорошо образованного музыканта-классика список этот и вовсе неоконечиваем: от мелодий античных трагедий до компьютерных опусов Тристана Мюррая или спектральных композиций Жерара Гризе.
(Спросите: обладал ли Вагиф Мустафазаде подобным арсеналом стандартов? Отвечу: не обладал! Отвечу: то, что позволено Единичному, не позволено другому. Отвечу: исключение только подтверждает правило. Отвечу: примеры с униками вообще неверны и неуместны!)
От этого элементарного незнания в джазе фундаментального, основополагающего и неумение осознать джазовую пьесу как определённую завершённую систему в её целостном композиционном применении. Отсюда же и ученическая негодность к тому, чтобы отделить в исполняемой музыке элементы, содержащие смысловые и информационные ресурсы и элементы второстепенные, несущественные. Здесь же и полное непонимание, что всякая джазовая вещь есть, прежде всего, структура и форма, отношения различных материалов, конструкция, части которой находятся в тесном взаимодействии друг с другом; непонимание, что неповторимость, целостность и содержательность джазового исполнения проявляется не в отдельных, частных чертах, но как некая данность, как осуществлённая эстетическая реальность. Игнорирование, а вернее, беспомощность во всём том, что касается осознания сущности современного джаза, представляющего нынче сложный формопроцесс с разветвлённой структурой музыкальных образов и знаков, объединенных внутри себя особой суммой значений. То есть, основная беда, основной недостаток нашей новой джазовой поросли это ещё и отсутствие должного композиционного навыка; если жёстче и откровеннее – полное отсутствие композиционного видения и мышления. Часто слушая наших двадцати-тридцатилетних джазистов, складывается ощущение, что сейчас не начало третьего тысячелетия, а какая-нибудь гарлемская тусовка двадцатых годов, где в самодеятельном угаре первее всего было самому поиграть и удаль свою импровизационную выказать.
Отсутствие композиционной культуры, непонимание структурных и архитектонических закономерностей современного джаза, не отгадаешь, то ли причина, то ли следствие серьёзнейшего пробела общехудожественного уровня и образования. Трудно представить, судя по тому, что демонстрирует наше новое джазовое поколение, чтобы кто-то из двадцати-тридцатилетних был бы способен к подлинному анализу и разъяснению для себя эстетической или духовной составляющей джазового искусства, кто бы решительно задумался о том, что есть импровизация, каково прошлое, настоящее джазовой гармонии, интонации, ритмики и отсюда, каковы их перспективы и возможности в будущем? Кто бы истинно поразмыслил над тем, что таит в себе синтез джазового и мугамного, каковы дальнейшие пути и шансы подобного сплава, какой из джаз-мугамных линий следовать и развивать: линии Вагифа или Рафика? Наконец, кто бы, из тех, кто собирается продолжать одну из этих линий, кропотливо и тщательно, вдоль и поперёк, изучил бы мугамную традицию, или хотя бы с равным успехом знал бы и джаз, и мугам?
А раз всего этого нет, раз нет даже желания узнавать нечто большее о мире искусства, о своём глубинно национальном, о мире культуры, о мире музыки в целом, то вот и ограничиваемся, либо бездумным, до карикатурности, подражанием Киту Джаррету или кому ещё, либо столь же бездумным, антитворческим, механическим воспроизведением и эксплуатацией спасительного джаз-мугама. Благо, он у нас есть, и благо за ним всегда можно надёжно спрятать свою вопиющую общемузыкальную и общеджазовую некомпетентность.
Возможно, я несколько утрирую и сгущаю негативные моменты, присущие новому поколению азербайджанских джазистов, однако, картина, всё равно, не становится от того намного позитивнее. Пора, давно уже пора оглядеться и посмотреть на себя не глазами фестивальных продюсеров и западных устроителей программ, для которых не имеет особого значения, кто ты есть на самом деле, а актуальнее как ты впишешься в фестивальное разнообразие, как приукрасишь фестиваль своей национальной пряностью, какой специфический ажиотах вызовешь своей экзотичностью у пресыщенной фестивальной публики, сколько дивидентов принесёшь фестивалю своей ориентальной занимательностью. Видимо, настало для наших двадцати-тридцатилетних время осознать себя именно как кто – кто я есть в этом предельно сложном и запутанном джазовом мире, и перестать предавать значение тому, как меня воспринимают, каков мой фестивальный рейтинг и сколько мне ещё надо для следующего успеха. Да и доверять конкурсным, даже международным наградам и премиям тоже особо не стоит. Для джазового исполнителя они совсем не то, что для музыканта классического, академического. В джазе в подобных конкурсах крайне редко принимают участие выдающиеся молодые дарования. Как правило, в этих премиях они уже не нуждаются, ибо к тому времени приобретают и имя, и необходимый для признания в профессиональных кругах джазовый авторитет и статус.
Говорят рай и ад нужны хотя бы для того, чтобы постараться понять нечто о бытии, о самом себе, о том понять, что без рая и ада нет ни подлинной человеческой глубины, ни истинной его сущности… Мда… К чему это я?
И всё-таки, не всё столь печально! Есть у нас, по крайней мере, две, на мой взгляд, джазовые личности, чьё творчество вызывает несомненный интерес и внимание. Это Джамиль Амиров и Салман Гамбаров. Личности, которые не только ярко, талантливо и, главное, самобытно продолжают традиции азербайджанского джаза, не только, каждый на свой лад, развивают и продвигают найденное Рафиком и Вагифом, но и пытаются основать соотношения своего и чужого, западного и восточного, джазового и этнографического в некоей между ними непрерывности, в постоянной возможности перехода из одного в другое. Тем самым созидая нечто в нашем джазе иное и новое, тем самым раскрывая неведомые его ресурсы и потенции. И хотя претензии у меня есть и к ним, но только не в узости, не в местечковости, не в отсутствии композиционного мышления и мастерства, не в недостатке образования и эрудиции.
Какие, спрашиваете, претензии? Скажу так – тут всё наоборот: уровень их исполнительского мастерства вступает в противоречие с широтой композиционного мышления, зачастую не позволяя в полной мере воплотиться и реализоваться глубине и своебычности индивидуального замысла.
Вот эти-то примеры, эти-то ориентиры и вселяют некий оптимизм и надежду на то, что и наши молодые, наши двадцати-тридцатилетние джазисты, в скором, поймут всю тщетность, суетность сиюминутной удачи, поймут, что джаз – это напряжение духа, фантазии, мысли, знания, импровизационного, композиционного мастерства и физической энергии, а не конъюнктура и спекуляция.
Ну, а теперь к нашему началу, к той тупиковой ситуации, в которой сегодня оказалась в мире и академическая, и джазовая музыка.
Выскажу гипотезу пусть и фантастическую, пусть и невероятную, пусть и опровергающую всё, изложенное выше, однако ж, выскажу:
иногда, очень, правда, редко вдруг приходит ощущение, что новаторский, многое переиначивающий и перетолковывающий в музыке прорыв из сегодняшней бесперспективной мировой ситуации придёт с Востока. Впрочем, Восток – дело не только тонкое, но и географически широкое. Хотя дело не в тонкости и не в необъятной широте. Дело в вопросе (или в гипотезе, или в принципе) – Восток ли Азербайджан?
Рауф Фархадов.
ДИСКУССИЯ на следующей странице...
Источник: alicefoxy.com
Автор: Eddy